на дома то влево, то вправо, объяснял:
— Это у них клуб, это сельсовет, а вон там, — кивнул он на палатку, возле которой стоял вездеход, — геологи. У них рация. Сообщим начальнику, что все в порядке, отстоимся здесь, пока море не уймется.
Попов, начальник радиоцентра в Амдерме, наверное, и так уж переволновался за нас, жалея, что выпустил катер в такую непогодь. Но что поделаешь, кроме почты, на борту — баллон кислорода, который надо во что бы то ни стало завезти на тот берег пролива, на полярную станцию, — там готовятся к зимовке. И, стало быть, надо ждать погоды, к тому берегу сейчас не подойти: сильный накат.
— Позагораем, — сказал Иван Николаевич, оглядывая горизонт, — северо-западный задул.
Бегуна задержка не радовала. Он собирался в отпуск и Николая Ивановича сагитировал. Уже заказаны места на самолет и по телеграфу дано указание родным и знакомым приобрести билеты в «Современник», сколько удастся, на все спектакли. И вот на́ тебе — здесь просидишь да еще на полярке увязнешь. Со здешней осенью не шути.
А мне, по правде сказать, хотелось побыть на острове, посмотреть здешние места. Когда еще выберешься на Север!
Три дня, пока не стихло море, жили мы в просторной избе бригадира Захара Елиферовича Рочева. И странное дело, бескрайняя тундра с ржавыми ручьями, петлявшими по вечной мерзлоте, холмы в синих колокольчиках, издававших тонкий дурманящий запах, сам поселок Варнек с его бесчисленными собаками, тоскующими по зимней упряжке, уже казались привычными, словно живу здесь давным-давно.
Поселок принадлежал большому колхозу, расположенному далеко отсюда, в Каратайке. А здесь был островной Совет, которым руководила маленькая расторопная ненка Басса Тайбарей, пребывавшая в вечных хозяйственных хлопотах. Если что не ладилось, она немедленно связывалась по радио с центральной усадьбой колхоза.
Местные плотники вылавливали из моря прибитый волной аварийный лес — благоустраивали поселок. Даже не верилось, что ненцы, веками кочевавшие за оленями, жившие в дымных чумах, с рязанской сноровкой рубят такие добротные избы.
Востроглазая Нина Фролова — киномеханик — каждый вечер крутила фильмы, зрители с малыми ребятишками в точности так же, как в любой деревне страны, с замираньем следили за лентой и, может быть, тем лишь отличались от своих среднерусских собратьев, что терпеливо сносили частые обрывы — уважали труд еще неопытного механика.
А в магазине продавец Домна бойко и очень вежливо обслуживала ненцев-покупателей и, если у кого кончались деньги, давала в долг: верила — не обманут.
Здесь так же, как везде, любят и нянчат детишек, а в случае болезни идут на медпункт к медсестре Шуре. И Шура делает все, что может, а если чего не умеет, вызывает из республиканского центра вертолет с врачом.
Да, именно люди, близкие тебе своим привычным трудом, заботами, радостями, сделали мир обжитым, знакомым, оставаясь сами по себе неповторимо интересными.
Наш гостеприимный хозяин бригадир Рочев, или, как его тут все звали, дядя Захар, степенный, медлительный, с мудрыми дымчато-светлыми глазами на морщинистом лице, весь день был в бегах — курсировал от складов к стройке, от сельсовета к берегу. К нему то и дело заглядывали оленеводы, охотники, строители, с которыми он объяснялся по-русски. Оказалось, он — коми.
— А что удивительного? — усмехнулся бригадир. — У нас в колхозе кого только нет — и украинцы, и ненцы, и русские, и татары. Колхоз так и называется — «Дружба народов».
Это была его земля по рабочей, так сказать, принадлежности, так же как Москва или Ленинград вскоре должны были стать землей его дочки Наденьки, которая мечтала попасть в столичный институт, а пока училась в седьмом классе и на время каникул приехала из Каратайки к отцу на остров — вести домашнее хозяйство: варить, стирать, кормить собак.
Хозяйство же самого дяди Захара простиралось по всему побережью, где бродили оленьи стада его бригады, и ему, как рачительному бригадиру, не терпелось похвастаться этим богатством. Еще бы — отгульное стадо давало две трети всей мясной продукции колхоза.
Мы познакомились с пастухом Васей Валейским. Он недавно демобилизовался из армии и решил, что его место на трудном участке. Старший пастух не мог нахвалиться помощником.
— Ой, молодец, — говорил он, и узкие глаза его искрились, а сам он, крупный, в огромной малице, подпоясанной тяжелым ремнем в медных насечках, казался богатырем из ненецкой сказки. — Ой, молодец, спать мало, ходить много, стадо растет.
Тысячное стадо северных олешек, издали похожих на телят, шло по тундре, выбирая сочную траву.
Оленям здесь хорошо: нет ни комаров, ни гнуса — на сильном ветру комар не живет. Но труд оленевода нелегок. Многокилометровые перегоны по топким болотам, ночевки в шалаше, а если отобьется олень, то, как говорится, где ночь застанет. Зимой корм глубоко под снегом. Плохо оленям — плохо и пастуху. А сколько хлопот с молодняком, ведь его надо сохранить.
И все-таки жизнь оленевода не сравнишь с прежней.
— Даже говорить нечего, — машет руками дядя Захар и опускает их над костром, разложенным среди тундры. — Вот дрова привезли — грейся. Мясо на складе, выписывай, пожалуйста, продукты приезжай бери.
И он рассказывает о былом житье, о купцах Сумороковых, скупавших за бесценок и мясо, и шкуры, и пушнину. Спаивали народ, обирали до нитки. Ненец-батрак мыкал горе по тундре, пас кулацкие стада за три оленя в год. Что такое три оленя на большую землю? Два месяца полусытой жизни, остальные живи как знаешь, никому до тебя дела нет. Захворает малыш — смерть пришла, болеть ненцу нельзя. Один ты на сотни километров, кругом снега…
В домах поселка, где тепло и светло, горит электричество, мигают зеленые огоньки новеньких приемников, и чувствуешь, как изменились времена и сколько заботы проявляет страна о своих окраинных гражданах.
— Правда, иногда ругаешься с Рыбкоопом, — уже дома за чаем говорил дядя Захар. — Рыбкооп у нас в Каратайке: того не учтут, этого не завезут. То сахару завались, то на полках пусто. Как работают, дремлют, что ли? — Он обернулся ко мне: — Нельзя ли так громко сказать, чтоб они там услышали?
— Можно, почему нельзя.
Лицо дяди Захара просветлело.
— И заодно бы Союзпечати напомнить, чтобы газеты шли без опозданий, а то неинтересно читать старые новости.
— Точно, точно, — подтвердил Иван Николаевич, который на правах старожила близко к сердцу принимал интересы островитян. — Надо, надо их пошевелить. Слава богу, транспорта нынче не занимать: вертолеты, самолеты, всякая оказия. Оперативности не хватает.
Разговорились о технической оснащенности самого колхоза. Еще несколько лет назад рыболовы, охотники на морского зверя ходили на веслах, а сейчас в колхозе около шестидесяти моторок.
Да и вклад колхоза в народное хозяйство увеличился.
Уже не говоря о пятнадцатитысячном оленьем стаде,
