Эти стихи замечательны не своими поэтическими достоинствами (поэзия в них, по правде сказать, и не ночевала). Здесь прежде всего привлекает внимание полнейшее несоответствие реальным обстоятельствам смерти Арманд. Инесса не погибла на боевом посту, она умерла на отдыхе, на курорте. Не вражеская пуля сразила любовницу Ленина, а бацилла азиатской холеры, которую Инесса, судя по всему, подцепила от кого-то из бежавших во Владикавказ грузинских коммунистических повстанцев. Не им же призывал мстить неизвестный Бард? Впрочем, мстить абстрактным «эксплуататорам», «классовым врагам», «контрреволюционерам» и «белогвардейцам», в Советской России, с подачи все того же Ленина, было не привыкать. Не знаю, может быть, Ильич считал местью за Инессу бессудную казнь тысяч солдат и офицеров врангелевской армии в Крыму, наивно поверивших обещанной командующим Южным фронтом Михаилом Фрунзе амнистии? Или расстрел в Петрограде участников мнимого «таганцевского заговора» (среди погибших – известный поэт Николай Гумилев)? Или гибель еще тысяч и тысяч жертв «красного террора»? Вот только «конца последних твердынь капитала» так и не довелось увидеть не только современникам Инессы, но и их далеким потомкам.
Для увековечения памяти Инессы Арманд Центральный совет работниц при ЦК РКП(б) и Отдел работниц при Московском комитете партии постановили издать сборник воспоминаний о ней и ее собственные статьи, назвать именем Инессы Арманд курсы по подготовке инструкторов женотделов и несколько яслей. Сборник воспоминаний под редакцией Крупской вышел в 1926 году. Сборника работ самой Инессы пришлось ждать аж до 1975 года. Были ли названы именем Арманд курсы и ясли, точно не знаю. Наверное, были. Но вряд ли новые названия просуществовали долго.
После смерти Ленина постепенно складывался мини-культ главной женщины советской страны – вдовы вождя. В ее честь еще при жизни называли библиотеки и школы, детские сады и родильные дома. Последнее, по сути, было форменным издевательством по отношению к бездетной Надежде Константиновне. Но об этом вряд ли кто из чиновников задумывался. Наверное, ясли имени Инессы Федоровны Арманд в конце концов превратились в ясли имени Надежды Константиновны Крупской. Ленину же до такого увековечения памяти Инессы дела не было. В чем-то значительном жизнь потеряла для него смысл. Вот только о могиле и детях Инессы Ленин успел позаботиться. 24 апреля 1921 года написал записку главе Моссовета Каменеву: «Дети Инессы Арманд обращаются ко мне с просьбой, которую я усердно поддерживаю:
1) Не можете ли вы распорядиться о посадке цветов на могиле Инессы Арманд?
2) То же – о небольшой плитке или камне?
Если можете, черкните мне, пожалуйста, через кого (через какие учреждения или заведения) это Вы сделали, чтобы дети могли туда дополнительно обратиться, проверить, дать надписи и т. п.
Если не можете, черкните тоже, пожалуйста: может быть, можно приватно заказать? или, может быть, мне следует написать куда-либо, и не знаете ли, куда?»
Читать эту записку немного забавно. Руководитель великой державы, властитель одной шестой части суши снисходит до таких мелочей, как цветы и надгробие, да еще консультируется в связи с этим у столичного градоначальника. Просто так заказать памятник и цветник Ленин не мог, даже если бы очень хотел. Надо было найти учреждение, этим занимающееся, и оформить соответствующую бумагу.
Не забывал Ильич и детей Инессы. Например, 11 июля 1921 года дал рекомендательное письмо к советскому послу в Персии Ф. А. Ротштейну: «Рекомендую Вам подателя Александра Александровича Арманд и его сестру Варвару Александровну. Я этих молодых людей знаю и сугубо о них забочусь. Чрезвычайно был бы Вам обязан, если бы Вы на них обратили внимание и помогли им всячески». Ленинская тень хранила семейство Арманд. Никто из детей Инессы, равно как и ее муж Александр Евгеньевич, несмотря на фабрикантское прошлое, никогда не был репрессирован. Все они получили приличные должности и не бедствовали. В стране, пережившей несколько волн кровавых чисток, это было немалым достижением. Так Ильич сумел отблагодарить любимую женщину, хоть и посмертно.
Ленин и Крупская: дожитие
Когда болезнь свалила Ленина, уход за беспомощным мужем превратился для Надежды Константиновны в смысл жизни. В последние месяцы жизни Ильича в одном из писем она признавалась: «Живу только тем, что по утрам В. бывает мне рад, берет мою руку, да иногда говорим мы с ним без слов о разных вещах, которым все равно нет названия». Этим близким Крупской человеком была дочь Инессы Федоровны Арманд, тоже Инесса.
Первые признаки болезни появились летом 1921 года. Ильич стал сильно уставать, развилась бессонница, стали мучить головные боли и головокружение. В июле Ленин с тоской писал Горькому: «Я устал так, что ничегошеньки не могу». Лекарства ему не помогали. Сначала врачи думали, что дело только в переутомлении. Ежедневные многочасовые заседания, к которым надо было готовиться, писание сотен и тысяч записок и телеграмм действительно отнимали много сил. Тогда еще не было многочисленной армии референтов и спичрайтеров, облегчающих жизнь профессиональным политикам. Да и заседали тогда по всякому поводу и без всякого повода: центральная власть пыталась контролировать едва ли не все, что происходило в огромной стране. Например, 23 февраля 1921 года Ленин участвовал аж в 40 заседаниях – рекорд, достойный занесения в книгу Гиннесса! Думали, что колоссальная нагрузка привела к нервному истощению. Стоит только уменьшить число заседаний, меньше сидеть и писать, больше ходить, особенно на свежем воздухе, да еще как следует отдохнуть на природе месяц-другой – и все придет в норму. Выписанные из Германии медицинские светила профессора О. Ферстер и Г. Клемперер констатировали: «Никаких признаков органической болезни центральной нервной системы налицо не имеется».
Однако отдых вместе с Крупской в подмосковных Горках Ленину помог мало. В конце 1921 года боли и головокружения возобновились. Надежда Константиновна с тревогой замечала, что муж всю ночь не может уснуть. В канун нового 1922 года Политбюро в принудительном порядке отправило Ленина в отпуск на шесть недель, запретив приезжать из Горок в Москву. В стране сложилась ситуация, когда вождь катастрофическими темпами утрачивал способность к работе и, соответственно, к влиянию на политический курс. Подобное случилось в России еще раз уже в конце ХХ века, во второй половине 90-х, когда президент Ельцин, мучимый разнообразными недугами (или одним, но тщательно скрываемым), в Горках, Барвихе и других загородных резиденциях, а также в Кремлевской больнице стал проводить больше времени, чем в Кремле.
