Хлеб наш насущный дай нам на сей день. Но не тот насущный хлеб, что приносит нам ныне каждый день. Ибо он — слишком тяжкое бремя для наших плеч, бремя исхода и изгнания, бремя смерти в темнице, от пули, от пыток в лагерях, от голода, на поле боя. Это бремя молчания, тогда как крики боли рвутся из груди. Наш хлеб насущный — холод стали на запястьях.
Пошли нам, Господи, помимо этого хлеба насущного, упорство, силу, волю и терпение, дабы мы выдержали все и не вскричали до срока.
И прости нам долги наши. Прости нам, Господи, если мы слишком слабы, чтобы раздавить гадину. Укрепи нашу длань, да не дрогнет она, когда настанет час мести врагам. Они согрешили против Тебя, нарушили Твои предвечные законы. Не дай же и нам согрешить против Тебя. Пусть наш грех порождается слабостью, а не порочным произволом, как у них.
И не введи нас в искушение. Не введи нас в искушение, но погуби проникших к нам предателей и соглядатаев. Не дай корысти ослепить сердца богатых. Пусть сытый накормит голодного, пусть всегда и везде помогают друг другу поляки. Да остаются наши уста немыми под пыткой. И да не поддадимся мы искушению завтра забыть все нынешние страдания.
Но избавь нас от лукавого. Избавь нас, Господи, от зла. От смертельного врага отчизны нашей. Спаси нас от мучений в лагерях, от смерти на земле, в воде и в воздухе и от предательства ближних.
Аминь. Сделай так, чтобы мы снова стали хозяевами на своей земле. Пусть наши сердца вкусят безмятежности морских просторов и красоты горных вершин. Да насытятся толпы жаждущих Светом Твоим, Господи. Пусть по воле Твоей мы установим справедливость в новой Польше. Аминь. Дай, Боже, нам Свободу. Аминь.
Кроме периодики, в подполье издавались самые разные книги и брошюры. Брошюры в основном идеологического содержания. А книги — переиздания запрещенных нацистами: польские классики, учебники для подпольных школ, пособия по военному искусству и молитвенники.
Почти все газеты печатались на простой бумаге и, повторюсь, в малом формате — безопасности ради. И вдруг одна из них начинает выходить в таком же формате, как лондонская Times. По тогдашним условиям — полное безумие! В передовице первого номера редакция объясняла свои намерения:
Мы осмелились печатать газету в неприемлемом для конспираторов формате, потому что решили не обращать внимания на подлых негодяев с аллеи Шуха. Мы игнорируем угрозу со стороны гестапо и не принимаем в расчет нацистскую оккупацию. Презрение к врагу, отвагу нашего народа, как и душу его, не убить. Единственное, о чем, идя на риск, мы просим читателей, — это, отбросив страх, как можно шире распространять нашу газету, изданную вопреки всем правилам подполья.
Некоторое время газета в таком формате и выходила. Другая почти повторила этот подвиг — появилась на роскошной и слишком дорогой для ежедневного издания даже в мирное время бумаге. Великолепными были также иллюстрации и полиграфия. Издатели этого шедевра писали:
Благодаря неизменной любезности немецких властей мы не испытываем трудностей с бумагой. Немецкие скоты насквозь продажны. С помощью подкупа от них можно добиться чего угодно. Пусть высококачественная бумага, которую мы используем, послужит доказательством позорной коррупции немецких властей.
С помощью подпольной прессы Сопротивление сохраняло живую связь со значительной частью польского народа. Благодаря ей люди всегда были в курсе происходящего. Она укрепляла моральный дух населения, поддерживала его веру в победу. Да и самим подпольщикам для успешной работы необходимо было знать, что народ доверяет им и признает их как действенную силу. Недостатка в таких доказательствах не было.
Глава XXIV
«Аппарат» конспиратора
В моем распоряжении был солидный конспиративный «аппарат». Ставлю это слово в кавычки, потому что оно требует пояснений. Такое сочетание слов кажется странным и даже бессмысленным. Какой может быть «аппарат» у конспиратора? Многим из тех, с кем я говорил за границей, не верилось, что у меня был нормальный кабинет, где проходили собрания, совещания, — как же так? В их представлении подпольщики встречались на ходу, все больше по ночам, в опасной обстановке. Правда была гораздо прозаичнее, чем все фильмы и книги о Сопротивлении, которые я видел и читал в Европе.
Работа, которой мы занимались, требовала простой, прозаичной аккуратности. Таинственность и суета привлекают внимание, а главнейшее правило подполья гласит: «Будь незаметным!»
Большая часть нашей работы по увлекательности и азарту уступала работе какого-нибудь плотника, а в нашей жизни не случалось ровным счетом ничего героического. Одни долгими часами просиживали в «наблюдательных пунктах». Другие самым заурядным образом получали и разносили подпольную прессу, это тяжелый, скучный, утомительный, довольно опасный, но начисто лишенный острых ощущений труд. Больше всего приходилось заниматься канцелярской рутиной, делами, требующими кропотливости и пунктуальности, научной методичности и деловой сметки. Ведь для того, чтобы организовать рейд, запустить подпольную типографию, открыть подпольную школу, взорвать поезд, нужно основательно подготовиться, провести тщательный анализ, собрать информацию из разных источников и скоординировать действия.
Мой собственный «аппарат» был довольно сложным. Я имел доступ к четырем хорошо оборудованным точкам в разных концах Варшавы. Две из них служили местом встреч с военными и гражданскими руководителями, в третьей хранились архивы, а четвертая была собственно моей «конторой», с двумя профессиональными машинистками и всем, что нужно для канцелярской работы. В моем подчинении, помимо машинисток, были двое парнишек-связных и четверо помощников с университетским образованием, которые писали отчеты, составляли анализы, подготавливали материалы к встречам.
Помещения для встреч располагались в одном и том же здании, но в разных коммерческих фирмах. Владельцы, безусловно, понимали, что мы сняли эти помещения в «конфиденциальных» целях. Чтобы рассеять их опасения, мы пообещали никогда не оставлять там ничего компрометирующего, а кроме того… платили им за аренду в три-четыре раза больше обычного. Этим людям вполне можно было доверять. Всегда оживленный деловой центр был официально зарегистрирован и даже пользовался особым покровительством немецких властей. Нам это было на руку. Там, где постоянно циркулировало много народу, наши сборища оставались незаметными. Все было устроено так, чтобы не привлекать внимания. В установленное время я регулярно подписывал контракт с владельцами здания как агент по рекламе. Это было отличное прикрытие, объяснявшее ежедневные визиты в наши «фирмы».
