Билл
Держи меня в курсе, когда соберешься в гости. Для Танжера визы не надо, а если ехать в Южное Марокко — да, пригодится.
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
Ни один мусульманин или еще кто, хоть одним глазом узревший истину Божью, никогда не посмеет больше жалеть себя. Есть лишь одна беда — не познать Бога.
[Танжер]
23 января 1957г.
Дорогой Аллен!
Рад, что ты наконец написал. Не устаю повторять тебе и повторю еще раз, медленно и разборчиво: ТАНЖЕР НЕ ОПАСНЕЕ ЛЮБОГО ДРУГОГО ГОРОДА. Уж я-то знаю, жил я много где. Лично мне внушают ужас мысли о пьяных отморозках на улицах, в парках и подземках Америки. В Танжере безопаснее, чем в Мехико. АРАБЫ НЕ ЗЛЫЕ… На моей памяти они лишь три раза напали на людей — поздно ночью, на пьяных. Да и то: забрали деньги и не покалечили. Арабы не нападают и не дерутся ради забавы, как американцы. Арабский мятеж — это праведный гнев, скопившийся в сердце народа, задроченного французскими колонистами. После зверств французских копов в южной зоне, бывало, оставались груды выбитых зубов и лужи пролитой крови. В Танжере с 1952-го, с тех пор, как здесь замочили одного европейца, мятежей вообще не было [385]. Сегодня бунт в Марокко — и уж тем более тут — случится навряд ли. Султан казнил мекнесских бунтовщиков с показательной жестокостью. Мол, подобное поведение официально не приветствуется и не покрывается… Так и передай Джеку: пусть не бздит и не порет херню.
«Интерзону» мне будто кто-то диктует, не успеваю записывать. Пришлю тебе то, что наработал, читать можно в любом порядке — разницы нет…
Я завершил свое религиозное обращение: я больше не мусульманин, не христианин. Однако именно исламу очень многим обязан, ибо НИГДЕ, КРОМЕ КАК ЗДЕСЬ, не приблизился бы к Богу. Сколько же впитанного от ислама мною пропущено через фильтр, так что даже сейчас ни слова на их отвратительном языке не слетит с моих губ. Займусь им позже, когда найдется свободное время. Поесть и потрахаться минутки нет…
Никогда прежде мне не удавалось познать даже частично душевное спокойствие — до тех пор, пока до меня не дошло истинное значение слов «на все воля Аллаха». Мол, расслабься, получится, не получится — не в твоей власти. И вот теперь, чего бы я ни пожелал, все сбывается. Хочу мальчика и вуаля, он стучится ко мне дверь. Подробно рассказывать не стану, все — в рукописи.
Как Люсьен? Его бы с исламом познакомить. Всех нас — особенно Джека — надо к нему приобщить. Перед расстрелом один из мекнесских бунтовщиков сказал: «скикут» [386], «так написано»… И помни: «Всевышний ближе к человеку, чем его сонная артерия» (из Корана)…
А сейчас надо заняться рукописью, придать тексту форму. Если сможешь, если успеешь — привези с собой копию проработанного тобою материала и еще одну оставь в Нью-Йорке. Я не переживу, если вдруг потеряю привезенные тобой наработки, потому как восстановить ничего не сумею. Очень часто после ночи труда не получается вспомнить написанное. Перечитывая рукопись утром, сам себе удивляюсь; роман пишется как будто во сне… Ничего пошлее в жизни я не читал. С этим письмом пришлю тебе часть рукописи, остальное — со следующим. К твоему приезду накатаю еще сотню страниц, которая заменит уже наработанный материал. Привет чувакам, всех люблю, но тебя — особенно.
Люблю, Билл
P.S. Последняя новость — виза в Танжер тебе нужна. Если, конечно, местное правительство снова не изменит порядок. В Нью-Йорке есть марокканское представительство, обратись к ним. Сомневаюсь, что виза пригодится, но ты на всякий случай ее получи. Мало ли какое западло на корабле может случиться. (В Гибралтаре сядешь на паром до Танжера, и я тебя встречу.)
Мой адрес (если на пристани вдруг разминемся): Калле Магелланес (на углу Кука и Магеллана), вилла Мунирия, 1.
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
[Танжер]
28 января 1957г.
Дорогой Аллен!
Рукопись, которую я тебе присылал — в четырех отдельных конвертах, — это так, разминка. Экзамен на проход в юношескую лигу. Сейчас сила наполняет меня, и я готов написать нечто по-настоящему грязное. Собираю оргоновый аккумулятор — буду отдыхать в нем, подзаряжаться. В обязательном порядке каждый день занимаюсь греблей на море. Чувак моего калибра обязан следить за собой.
С визовым порядком тут чехарда — то визу надо, то не надо. Так что дуй в марокканское представительство, если такое в Нью-Йорке имеется. Если нет — ну, покумекай, где визу достать. Поспрашивай в Виллидже о Рокки Латиморе. Здоровенный негрилаздесь, в Танжере, вообще-то хороший человек, вот только Интерпол его ловит за международную торговлю белым говном. У нас тут главный по безопасности строго секретно передает сплетни одному местному, Уолтеру Уинчелу, которому в «Минарете» под слухи отвели целую колонку и который живет по соседству от меня [387]. Такое только в Танжере возможно. И вот еще: справься о делах у вонючих шестерок путляхи Уина.
Уолтер Уинчел, он же Дэйв Вулман, вел колонку сплетней в «Мароккан курьер».
Передай Джеку, что Пол Боулз, который до жути боится насилия, прожил в Танжере двадцать лет и переселяться никуда не думает. Один год он провел в Мехико и больше туда возвращаться не хочет. Мне самому Танжер очень нравится, больше мне нигде не бывает так хорошо, как здесь. Тут такая красота, и вообще — в Танжере, словно бы сквозь разлом какой-то, в мир проникает иное измерение; время и пространство как будто заглючили.
Живет здесь один паренек-натурал из Америки, так вот он признается: «Говорят, в Танжере опасно, но я нигде себя так спокойно не чувствую. Мне нигде так не нравится, как в Танжере». По сути, мы образовали колонию: американцы в бегах, скрывающиеся от черных штормов, вихрей, терзающих землю свободы, высасывающих из нее всякий смысл и красоту — из жизни людей (а смысл и красота в жизни человека суть синонимы, ибо никто не знает, что есть красота, пока не познает истину Божью)…
У нас тут одна баба — бывшая полицистка, бывшая учителка — втюхалась по уши в страшного арабского сутенера. Его, кто знает, те плюются: «Хуже старого Али в северной зоне нет никого. Гнусный тип». Есть еще беженец из Южной Африки — из Йобурга, самой, наверное, задрипанной точки вселенной. Есть хипстер из Фриско, есть Рокки… короче, все. Город на подъеме… В марте приезжает Алан Ансен, в мае, думаю, будет и Боулз. Да, я знаю Джейн Боулз, но в список своих поклонников занести ее не могу. Мы не враги, нет, просто не сходимся.
Итак, хватит резину тянуть, приезжай, Аллен. Это жизненно важно! Встречу тебя на своем берегу, куда причалит гибралтарский паром «Мон-Кальпе», и спасу от этих сволочей гидов. Они — проклятие Танжера, убеждают туристов, мол, ходить без гида по городу очень опасно. На деле же опасно с ними бороться — у них свой профсоюз, и даже «Минарет» до усрачки боится писать о них что-то плохое. Мой адрес (на случай, если затея со встречей на корабле провалится): отель «Мунирия», Калле Магелланес, 1 (на углу улицы Кука и Магеллана).
