Люблю, Билл
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
Танжер
31 января 1957г.
Дорогой Аллен!
Это, пожалуй, последнее письмо, которое ты получишь, если решил ехать восьмого числа или около того. Я уже послал тебе рукопись. У меня, оказывается, есть практически полная ее копия, так что, если не будет времени сделать себе копию, но есть возможность оставить рукопись у кого-то дельного, — оставляй и даже не думай.
Продолжаю писать, и вот у меня рождаются новых тридцать, сорок страниц рукописи. Выходит, отослал я тебе еще сырой материал.
Погода стоит расчудесная. Я недавно тяжело убивался маджуном — гашиш такой, к чаю подают. Из глубины меня тут же поперли ответы на вопрос: «Почему я гомосек» и вообще практически на все другие вопросы. Вот пример того, что пришло в последний раз под маджуновым кайфом: «Что держит его? Не дает расстаться с гомосексуальной привычкой? Некая старая, заевшая матрица синаптической активности, которая никак не отомрет. Ответ должен быть. Нужна справочная. Пожалуй, я сам организовал бы такую, но выйдет дороговато. Современный Эдип». Ну все, я свободен, могу отставить старую шлюху и выебать молодую критянку, от вида которой тога на мне разгорается, словно портки из магазина «Нексус». Сравнил… современные труселя и древнее покрывало [388]. Вот Лиз трахает паренька первоапрельской хлопушкой-членом. Подарочек взрывается у парня в жопе, и кишки вылезают через пупок. Лиз катается по полу, вопит, хохоча:
— Ой-ой, не могу! И что у меня ребра не стальные!
А это верзила каждую ночь сует хоботок тебе в нос и высасывает мозги по частям. И каждое утро, просыпаясь, недосчитываешься еще одного центра.
Кувшин болеутоляющего, и ты под болотным кипарисом Восточного Техаса. Сладостные вопли горящего негра плывут по воздуху на теплом весеннем ветру, обдувающем наши жаркие тела, как раб-нубиец — опахалом. Чего еще надо для счастья?
Шериф содомирует всякого красавчика в окрестностях, а сейчас говорит:
— Что-то новых ощущениев захотелось. Может, манду какую вздернуть?
И тогда он вешает симпатичную штучку, вскормленную на кукурузе; титьки вываливаются из декольте и — плясь! — шерифу молоком в харю, словно кобра — ядом.
— О госспади-иии! — кричит шериф. — Зачем я бабу вешал! Мужик ведь неудачник, сраку от щели не отличит. Ну что ж, придется заглядывать в промежности ртом. Хе-хе, хе-хе, хех.
Итак, шериф обзавелся стеклянными глазами со встроенными порнокартинками.
— Посмотри мне в глаза, сынок, и скажи: что у меня на уме?
Ее манда раскрывается с щелчком, будто выкидной нож. Не оскорбляй невинностью, возьми мыло «Живой мальчик». Запах тела, запах жизни, ароматище из дырки добропорядочной американки.
После дезинсекции проходи в дверь. Смотри не зарази приятелей-ангелов нимбовой гнидой.
До скорого. Послушай: из Гибралтара тебе лучше лететь сюда самолетом. Билет стоит ненамного дороже, чем билет на паром. Таможня мозг канифолит не так сильно, да и мне не придется смотреть на страшные морды гидов, которые решат, будто я удумал перехватить у них жертву… В общем, наше дело предложить…
Люблю, Билл
1 февраля
Жду не дождусь. «Смотри, кончи, а не кончись на мне», — сказала блядь сердечнику. Ха-ха-ха.
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
[Танжер]
14 февраля 1957г.
Дорогой Аллен!
Жаль, жаль, что ты отложил приезд. Смотри, не упусти корабль двадцать второго числа. С прошлого раза, как я тебе рукопись отправлял, у меня еще где-то страниц пятьдесят накаталось. Чумовой текст, ты подобного еще не видел! Я курю хаш и печатаю шесть часов кряду, быстро-быстро, словно получая сигнал. Письмо идет — как будто автоматическое.
Со мной приключилось кое-что неприятное, и я окончательно распрощался с репутацией. Теперь меня знают как Грозу гомиков. Вот как все случилось: затемнение… и эстафету принимает Сомерсет Моэм.
Среди обыкновенных для игры в бридж возгласов раздалось: «Пять без козырей». В вестибюле, на верхнем этаже «Отель Сесиль» за столом собралась четверка самых гнусных выпускников частных школ Великобритании: Тони Г. (два привода за фальшивомонетчество), полковник П. (аферист, который всегда успешно делает ноги), Б. (старый гей) и Лестер (персонаж того же свойства).
Так вот, полковник посылает за деньгами. Ему приносят их в конверте; он достает часть и остальное передает Б., управляющему отелем. Б. кладет конверт на полку у себя за спиной, позже намереваясь вернуть деньги в сейф. Когда же он возвращается к ним — конверта на месте как не бывало. Стянуть его мог любой за столом, но в итоге за кражу вылетает с работы официант (чью национальность установить не удалось)… Отель отказывается отвечать за происшествие… В конверте якобы лежало пять сотен долларов…
Спустя несколько недель выпиваю в компании с полковником, Полом Лундом (английским гангстером) [389] и Тони Г. — тот говорит, мол, репутация его пострадала, словно подобное вообще возможно. Ну, а что дальше — несложно догадаться:
— Нельзя так обращаться с нашим старым другом, полковником.
— Ах они пульвера дырчатые!
— Наведаемся к ним и разнесем отель. Пусть знают, что случается с теми, кто не платит по счетам.
— С меня выпивка и ужин, парни! — обещается полковник.
Я переключаюсь на мое амплуа второклассного актера, играющего на публику, и уделываю всех. Они хватают меня за полы пиджака, умоляя:
— Бога ради, Билл, потише, успокойся!
А я кричу на весь бар:
— Эй, Герти! Нам еще по одной!
Мне-то подумалось, забавно получается, однако начальник охраны, Ричардсон, решил иначе. Ему сей розыгрыш в исполнении пожилых клоунов показался обыкновенным рэкетом… В итоге полковника попросили из Танжера. Оказалось, его заносят в черный список везде, где бы он ни появился. Из загородного танжерского клуба его с треском вышибли за то, что он щипал молоденьких девиц за попки (натурал, а туда же, скандалит…) В черный список попали и мы все, пятимся жопами к выходу, оправдываемся, мол: «Вы не подумайте, мы вовсе не замышляли ничего такого. Просто пьяные». Жучара Тони Г., кстати, вытянул из Б. заявление, типа Тони там «случайно оказался и вообще не при делах», которое предъявил потом Ричардсону (хотя именно он задумал вышибить бабки из администрации отеля).
Слава богу, послезавтра полковник сваливает из Танжера. На прощание он, правда, отпечатал манифест касательно «непригодных к жилью условий в «Отеле Сесиль», где у него по кровати «бегали гигантские жуки», и это «не считая тошнотворного зрелища, когда управляющий целовал бармена-норвежца в коридоре». Он планирует размножить манифест на мимеографе и через уличных мальчишек разослать по всем кафе Танжера. Надеюсь подобного не застать.
