Женщина кинула на меня взгляд и узнала, ойкнула, запричитала:
— Найду, миленький, найду… Вы же наша «родная кровь»… — И, суетливо пошарив по карманам неказистого плаща, достала старенький полиэтиленовый пакет. Только прижал я к груди покупку, боясь, что пакет разорвется, вдруг как из-под земли появился милиционер.
— Что артисты покупают? — спросил он, слегка улыбаясь.
— Пиво, сынок, «Жигулевское», — ответил я, довольный покупкой, и направился к своему троллейбусу. -
За спиной у меня что-то шлепнулось, лязгнуло, треснуло… Одновременно раздался жалобный крик…
Оглянувшись, я увидел, что женщина стоит на коленях перед авоськой с разбитыми бутылками и, рыдая, выискивает в осколках уцелевший товар.
А милиционер, заложив руки за спину, как ни в чем не бывало уже удалялся…
Я бросился к «торговке». Возле нее быстро собрались сочувствующие люди, объясняли мне, что случилось.
— Он, подлец, — показывали они на стража порядка, — поднял авоську над головой и бросил на асфальт!..
— Что вы сделали?! — совершенно не владея собой, закричал я.
А страж невозмутимо-спокойно и с той же легкой улыбкой бросил мне:
— И вас можно привлечь!.. За то, что способствуете спекуляции!
Онемевший, стоял я перед ним и чувствовал, как дрожит мое тело: то ли от озноба, то ли от возмущения хамством представителя правопорядка, то ли от своего бессилия…
В троллейбусе встал я на задней площадке, спиной к пассажирам, смотрел в окно на удалявшиеся лужи. Воспаленно думалось: «Что с нами происходит? Откуда столько злобы и жестокости? Во время войны уж сколько горя было, сколько слез, но такой остервенелости в глазах не припомню… Людей одолевали холод и голод, но такого безграничного грабежа и насилия не было… Нет!»
От троллейбусной остановки я переходил к дому по мостику через реку Сетунь. Вдруг толчком, грубо отшвырнув меня к перилам, пробежали вперед два рослых парня и, развернувшись, застыли передо мной, словно статуи. Я замер, остановился. Предчувствие недоброго холодком пробежало по телу. Они молчали. Один в платочек высморкался, другой чавкал жевательной резинкой…
— Разрешите пройти, — сказал я и сделал шаг вперед по мостику.
Они приняли «стойку», как в боксе.
— Поговорить надо.
— Слушаю вас, — ответил я, стараясь не раздражать «мальчиков».
— Деньги есть? — спросил тот, что чавкал.
Молнией пронеслось: «Шапка на мне норковая, пальто приличное, костюм и туфли концертные… Тюкнут дядю — и в речку, и тело его унесет Сетунь в Москва-реку…»
— Ребята, какие деньги? Я — артист, пенсионер. Вот пивком могу поделиться, — говорил вежливо, не теряя достоинства. И ждал приговора. Увидел — в их остекленевших глазах что-то происходит. А сам думал: «Узнали бы… Может, тогда хоть физиономию оставят неисковерканной».
Молчали молодцы. Молчал и я. Сколько секунд так пялились мы друг на друга — не знаю, но казалось тогда, что долго, очень долго.
Потом тот, что был пониже ростом, вынул изо рта жвачку, не спеша приклеил ее к перилам моста, сказал дружку:
— Говорил же тебе, б…! — И быстро прошмыгнув мимо меня, направился к домам, прозванным у нас «цековскими», «кэгэбэвскими». За ним, втянув шею в воротник, поплелся и второй. Узнали, спасибо.
Дома рассказывал жене и дочери о случившемся и потягивал пивко, которое проглатывал с трудом — мешал комок в горле…
Сентиментально? Да уж чего сентиментальнее… Почему же так неуютно живется нам? Не оттого ли, что с рынком одни резко обогатились, другие — страшно обнищали?
Не оттого ли, что прилавки запестрели импортным чтивом, сцена и экран развлекаловкой, эстрада оглушает громкой и пошлой музыкой? Неужели таким путем будем возрождать духовность?!
Всё! К чертям собачьим всякие волнения! Сказали же врачи: «При вашем диабете…»
И все же… как будем поднимать Россию?.. И кто?..
«Ваши дети пошли по вашим стопам?» Этот вопрос мне не раз задавали вслух из зала. А вот вопросы, которые предпочитают задавать в записках: «Актеры устраивают своих отпрысков во ВГИК по блату?», «Зачем бездарных детей актеры тянут на экран, на эстраду?»
Утверждать, что такие иронично-ядовитые вопросы задаются без оснований, не буду. Отвечать только «да» или только «нет»— погрешить против истины: в жизни бывает и так, и этак…
Но не видеть того, что наше искусство обогатили своим талантом дети выдающихся мастеров, — несправедливо. Вот, почти не задумываясь, называю: Мария Владимировна Миронова — Андрей Миронов, Рубен Николаевич Симонов — Евгений Симонов, Александр Николаевич Вертинский — Анастасия и Марианна Вертинские, Алексей Дмитриевич Попов — Андрей Попов, Аркадий Исаакович Райкин — Константин Райкин, Евгений Александрович Евстигнеев — Денис Евстигнеев…
Правда, список таких счастливых родителей значительно короче другого списка. Списка родителей, страдающих оттого, что они в свое время заставили идти по своим стопам собственных чад, вовсе не предрасположенных к этой профессии. И сколько же из-за этого случилось человеческих трагедий, сколько оказалось несложившихся творческих судеб, сколько появилось неудачников, обвиняющих в своих бедах кого угодно, только не себя!..
Работая во ВГИКе, я испытал немало штурмовых натисков на себя и своих ассистентов со стороны известных коллег. Тут было все: и мольбы, и слезы, и угрозы!
А спустя десяток лет с удовлетворением думал: «Как здорово, что удалось избавить родителей от мучений, а молодых людей от злобы, зависти к преуспевающим сверстникам».
И вот что поразительно: никто из неудачников не хотел признаться самому себе, что профессию он приобрел по недоразумению. Отсюда вечное нытье: не та роль (хотя и такое бывает), не тот режиссер (и это случается), не тот партнер (тоже бывает)… Если в театре не дают ролей, а в кино не приглашают — это чьи-то интриги! Да, и этого отрицать нельзя! Интриги были, есть и будут…
Жаль, что не существует прибора, определяющего степень одаренности… Какого-нибудь талантомера, темпераментомера… Приставил его к абитуриенту — а там на шкале все сразу видно: способный, талантливый, гениальный… Или видно совсем другое — вниз по шкале. Ну, тогда и знай свое место. А так, чего греха таить, видим мы себя только на верхней отметке шкалы…
Однажды дочь Светлана заявила мне:
— Папа, я хочу поступать в «Щуку» (театральное училище имени Щукина).
Без психологической подготовки, без соответствующей обработки после такого рода сообщения можно было сразу и «скорую» вызывать. Ничего такого, что могло бы навести меня на мысль о подобном выборе профессии, я в дочери не замечал.
