— И эти тюльпаны… — в недоумении пожимал плечами Николай Иванович. — Все-таки я сболтнул ему лишнее — о дешевой агитации, — заметил Н. И.
Таким было единственное содержание встречи Бухарина с Николаевским, состоявшейся без остальных членов комиссии. До моего приезда в Париж, как рассказывал Н. И., встреч наедине тоже не было. Беседу эту я запомнила хорошо и передала с максимальной точностью. Сам характер беседы в достаточной степени доказывает, что она была единственной: неужто при многократных встречах «наедине» Николаевский не нашел случая раньше поинтересоваться положением в Советском Союзе в интерпретации Н. И., не счел возможным спросить о коллективизации, не нашел времени разузнать о своем брате, а сделал все это при последней встрече в моем присутствии в самом конце командировки Н. И.?..
За несколько дней до нашего отъезда из Парижа позвонили из канцелярии президента Франции, а затем из посольства и предупредили, чтобы Бухарин ни в коем случае не выходил из гостиницы, так как поступили сведения, что немецкие фашисты готовят покушение на него. Доклад в Сорбонне был антифашистским. Французское правительство распорядилось охранять гостиницу. Я сама видела, как «Лютеция» была окружена полицейскими. Дня три-четыре Н. И. не выходил в город, но никакая опасность не могла удержать его. Забавно было наблюдать: охрана еще стояла у гостиницы, а охраняемый бегал по Парижу.
Он старался вытащить в город перепуганного Адоратского.
— Владимир Викторович! Пойдем прогуляемся, в случае чего вы прикроете меня своей мощной грудью, — шутил Н. И.
Узнав, что на Бухарина никакие предупреждения не действуют, его обязали переехать в посольство. Там мы прожили несколько дней, а потом из ЦК поступило распоряжение: членам комиссии немедленно вернуться в Москву. Германия дала Бухарину разрешение только на транзитный проезд, без остановки в Берлине. Это лишило его возможности еще раз посетить книжные магазины Берлина. Он был огорчен, потому что задумал писать книгу о фашизме.
Из Парижа до Берлина нас сопровождали немецкие шпики, ехавшие в соседних купе; в Берлине на вокзале радио передавало: в таком-то поезде и вагоне, проездом из Парижа в Москву, находится бывший руководитель Коминтерна Николай Бухарин, посланный Сталиным во Францию для организации там революции.
В Москву мы прибыли перед Первомаем 1936 года. Н. И. сразу же связался со Сталиным по телефону и сообщил ему, что документы чрезвычайно интересны и представляют большую ценность для Советского Союза; советовал больше не торговаться, а приобрести архив.
— Не волнуйся, Николай, не надо торопиться, они еще уступят, — ответил Сталин.
Итак, возвратясь из Парижа, Николай Иванович архива не привез, но не бесцельно же съездил…
Эта поездка, как раковая опухоль, дала обширные метастазы: Сталин в Москве на процессе пожинал плоды этой поездки, Дан и Николаевский — в Париже.
В номерах за 22 декабря 1936 года и 17 января 1937 года, то есть через несколько месяцев после возвращения Бухарина из Парижа, «Социалистический вестник» напечатал пространное анонимное «Письмо старого большевика». От имени редакции было сделано примечание, что письмо якобы получено перед самой сдачей номера в печать.
«Размеры письма, — также сообщалось в примечании, — и позднее получение лишают нас, к сожалению, всякой возможности напечатать его в настоящем номере целиком. Окончание его нам приходится отложить до первого номера 1937 года».
Истинный автор анонимного «Письма», подписанного «Y.Z.», сделал все возможное, чтобы авторство фальшивки можно было приписать только что приехавшему из Парижа после свиданий с Николаевским Бухарину.
Все увеличивающийся неслыханный террор внутри большевистской партии, естественно, стал центральной темой «Письма», но в текст были введены вопросы коллективизации, освещенные под определенным углом зрения, к началу 1937 года уже потерявшие актуальность, но необходимые для того, чтобы документ достиг цели:
«Ужасы, которыми сопровождались походы на деревню, об этих ужасах вы имеете только слабое представление, а они, эти верхи партии, все были в курсе всего совершавшегося, — многими из них воспринимались крайне болезненно»; «Это было в конце 1932 года, когда положение в стране было похоже на положение во время Кронштадтского восстания»; «В самых широких слоях партии только и разговоров было о том, что Сталин своей политикой завел страну в тупик, «поссорил страну с мужиком» и что спасти страну можно, только устранив Сталина».
«Поссорил страну с мужиком» — фраза, взятая в кавычки, принадлежит действительно Бухарину. «Завел страну в тупик» — следовало бы тоже написать в кавычках. Однако все эти мысли, высказанные Бухариным, относятся к 1928 году и хорошо известны.
Для того чтобы не оставалось сомнений в авторстве письма, очень тонко продуманы высказывания о правах в Советском Союзе: «Не случайно в ходу острота, что право на летнюю охоту — это единственное из завоеванных революцией прав, которое сам Сталин не рискует отобрать у партийного и советского чиновника». Ловко придумано! Кто не знал, что Бухарин был страстным охотником, а человек, не увлекающийся охотой, вряд ли стал бы даже в шутку говорить об этом «праве».
Недвусмысленно показывалось, что автором письма был Бухарин, повторяю, только что вернувшийся из командировки в Париж и имевший деловые встречи с Николаевским, всячески нагнеталось подозрение, что оно написано в соавторстве с Рыковым, ибо отражало и его воззрения во времена коллективизации. Игра на родстве Рыкова с Николаевским была использована НКВД и на следствии, и затем Вышинским — на процессе.
Я привела достаточно высказываний Бухарина, чтобы дать возможность понять, какие могли быть взаимоотношения между Бухариным, Даном и Николаевским. Хочется воспользоваться еще одним документом, опубликованным 18 марта 1938 года в «Социалистическом вестнике»:
«В ходе позорного процесса бывший Председатель Совета Народных Комиссаров заявил, что снабжал через посредство нижеподписавшихся корреспонденциями Центральный Орган нашей партии «Социалистический вестник».
Само собой разумеется, что ни для нас, ни для несчастного Рыкова не было бы ничего позорящего, если бы заявление его соответствовало бы истине…
Ф. Дан, Б. Николаевский».
«Письмо старого большевика» появилось в «Социалистическом вестнике» в то время, когда шло уже активное следствие по делу Бухарина и Рыкова. Цель, которую преследовали их политические противники, печатая такой документ, становится совершенно ясна. Учитывая ситуацию, сложившуюся после процесса Зиновьева и Каменева в августе 1936 года, готовящийся процесс Радека, Пятакова, Сокольникова и других, начавшийся в январе 1937 года, этой публикации было бы достаточно для исключения из партии и ареста Бухарина и Рыкова.
