…Свое пятидесятилетие Генрих справлял в трехместной камере Лефортовской тюрьмы КГБ.
Что же стряслось на этот раз? А ничего. Просто в конце семидесятых к Брежневу пожаловал высокий чин из КГБ и доложил примерно следующее: «Уважаемый Леонид Ильич! Вам и нам доподлинно известно, что, развязав «психологическую войну» против нашей страны, империалистические круги Запада, и, прежде всего США, постоянно прибегают к идеологическим диверсиям. Они стремятся вызвать в социалистическом обществе идейный разброд, создать обстановку неустойчивости, утраты ясной перспективы, подорвать у трудящихся веру в социализм, коммунизм. Западные спецслужбы вовлекают в антисоветские акции самые разнородные антисоциалистические элементы. Мы глушим «Голос Америки» и «Свободную Европу», чтобы наши люди не поддавались западной пропаганде. Но в настоящее время в стране появилась аппаратура, с помощью которой можно неконтролируемо просматривать ввозимые в СССР западные фильмы, в которых бытовые сцены резко противоречат нормам коммунистической нравственности. Больше того, с помощью этой аппаратуры в приграничных районах нашей страны можно записывать зарубежные передачи непосредственно из эфира, а потом неограниченно копировать их для друзей и знакомых. Эта вредная, ввозимая из-за рубежа аппаратура - видеомагнитофон! Какие будут указания?»
«Искоренить!» - последовало лаконичное указание генсека. Вот так Генрих снова получил шесть лет с конфискацией имущества. Через пять его оправдали. Освободившись, он приехал в Москву. К этому времени в его квартире, пропив оставшиеся от конфискации вещи, удобно расположился новый муж его жены, вторую квартиру оприходовал для себя жилищный кооператив, девятнадцатилетний сын сидел в тюрьме, собака Альма умерла.
Друзья скинулись и одолжили пятидесятичетырехлетнему Генриху деньги на оплату съемной квартиры и на старенькие «Жигули»-«копейку». Жизнь вновь надо было начинать сначала. С гитарой было покончено. На одном из этапов конвой неаккуратно обошелся с Генрихом, и три пальца правой руки перестали работать. Конфискованное имущество давно продали по ценам в десятки раз ниже номинальной стоимости. Возвращенная сумма оказалась мизерной. Но долги надо отдавать, и, купив патент на «извоз», Генрих стал работать частным таксистом на своей «копейке». «Вкалывал», как и в молодости, день и ночь. Домой не тянуло - там было пусто.
Через два года расплатился с долгами, а еще через год обзавелся собственной квартирой. В 1990 году устроился брокером на Российскую товарно-сырьевую биржу. А в 1991, будучи в Америке, попробовал себя в журналистике, дебютировав уже упоминавшимся мною очерком, вызвавшим много откликов у русскоязычного населения Америки и Канады. Дальнейший жизненный путь был определен. Генрих стал журналистом. В 1993 году выйдя на пенсию, он сотрудничает с «Юридической газетой», освещая в своих статьях политические и экономические проблемы. Изредка публикуется в «Московском комсомольце», «Аргументах и фактах», «Огоньке». Является членом Союза журналистов России. Иногда снимается в художественных фильмах. Совместно со сценаристом Антоном Янковским и режиссером Василием Паниным написал сценарий для фильма по своему рассказу «Любовь в зоне». Государственный комитет Российской Федерации по кинематографии присвоил сценарию звание «Национального фильма». Правда, он остался невостребованным из-за сложностей с финансированием, а Генрих увлекся новой идеей. Эта книга - его пробный шар.
P.S. За свою жизнь Генрих имел пять судимостей, в общей сложности получил пятьдесят четыре года срока. Отсидел из них около пятнадцати.
Г.Сечкин (ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ)
О, Америка! Великая, свободная, независимая страна. Земной рай! Голубая мечта миллионов людей! Уходящая в облака головокружительная высота небоскребов, изобилие переполненных супермаркетов, знаменитые Конгресс-центр и статуя Свободы! Счастливые лица американцев, развешивающих на своих домах национальные флаги!
Первый шок от незабываемого сервиса я получил в самолете, вылетевшем из Шереметьево по маршруту Москва - Нью-Йорк. Лететь нужно было более четырнадцати часов с двумя посадками в Шенноне и Гендлере. Ровно столько же надо было просидеть неподвижно, втиснув свое довольно объемистое тело в тесноватое кресло и упершись коленями в спинку переднего, изредка выворачиваясь для того, чтобы выпустить из своего ряда и впустить обратно пассажиров.
Сию мучительную процедуру можно было смягчить только одним способом - залить свой вакуум водкой и отключиться до полной посадки самолета в аэропорту Кеннеди.
- Будьте любезны! - обратился я к стюардессе, толкающей по проходу сервировочный столик с различными экзотическими напитками. - Можно вас попросить принести мне бутылочку водки?
- Одну минутку, - проворковала очаровательная стюардесса и исчезла на полчаса. Наконец, грациозно припарковав свою миниатюрную фигурку к моему месту, она с восхитительным изяществом поставила на раскладной столик крохотную бутылочку «Смирновской», емкостью в пятьдесят (!) граммов.
- Вы не поняли меня, любимая! Мне не нужны сувениры. Я наберу их в Америке. Просто хочется сгладить некоторый дискомфорт длительности путешествия, и вместо бесконечных облаков под крыльями самолета, посмотреть замечательные сны по мотивам сказок моей бабушки. Даю вам слово, что алкоголь действует на меня исключительно как снотворное. Правда, дозу преподнесенного вами напитка, необходимо увеличить, как минимум, в десять раз.
- Одну минутку! - вновь проворковала красавица, несколько разнообразив словарный запас Эллочки-людоедки.
Через полчаса на моем столике появилась вторая бутылочка, по своим размерам ничем не отличавшаяся от первой.
- Взгляните на меня, родная! При росте 170 сантиметров я имею массу живого веса 120 килограмм. Вы представляете себе, сколько промилле мне нужно принять, чтобы пропитать необходимой дозой алкоголя каждый килограмм моего мяса? При таких темпах мне придется принимать сей продукт до самого Нью-Йорка, а кайф ловить во время возвращения в Москву. Возможно, вы опасаетесь, что излишняя доза заставит меня раскачивать самолет или выпрыгивать без парашюта? Смею вас заверить, что этого не произойдет.
- Одну минутку!- и через полчаса - у нас больше нет.
- А что у вас еще осталось?
- Коньяк, виски, ром…
- Благодарю, незабвенная. Пейте сами на здоровье.
После мучительного перелета, зал аэропорта Кеннеди показался мне фешенебельным дворцом. Правда, вопреки рассказам об отсутствии в Америке очередей, длиннющая кавалькада пассажиров с черепашьей скоростью продвигалась к пункту паспортного контроля. Два громадных полицейских дотошно проверяли документы и, заглядывая в компьютер, сопоставляли данные. Наконец подошла моя очередь.
