«Беги За Солнцем» — явная композиторская удача Виталия Дубинина и всей «Арии», суперхит нового поколения. Отличная мелодия, некий печальный гимн. Попадание слов в музыку — просто идеальное. Может быть, поэтому «Беги За Солнцем» — самое любимое детище Маргариты Пушкиной на «Генераторе Зла». Поэтому лучше нее все равно никто об этой песне не расскажет. Итак, свидетельствует Маргарита: «Все началось с песни, впоследствии получившей название «Беги За Солнцем». Дубинин принес ее, радостно трепеща и предвкушая скорое написание текста. Однако целый год (!) ничего не получалось — текст предательски ускользал от меня как негодный змей, слова не желали складываться в нужную мне картинку. Первый раз за всю жизнь в моей закаленной идеологическими битвами с Великим и Ужасным Холстом шевельнулся страх: «А вдруг ничего не получится?!». Помогла погода: весна 1998 года выдалась на редкость мерзкой и убийственной, солнца было так мало, что депрессия, казалось, вылезала из каждого угла и норовила устроиться на моих плечах этакой гримасничающей черно-серой обезьяной. Я звонила Дубинину во Внуково и, учитывая его близость к аэродромным метеослужбам, умоляла: «Виталь, скажи, чтоб солнце включили!». Так давал знать о себе солнечный голод, мне безумно хотелось света… И вот в таком сумеречном, отчаянном состоянии привиделась картина: длинная, извилистая дорога, уходящая куда-то, возможно к мистическим развалинам древнего города. На дороге стоит длинноволосый — я как-то лысых не особенно воспринимаю — парень и смотрит в небо. Тысячелетний ветер играет его локонами. Может быть, так стоял на дороге Иисус, Рыцарь Роланд или сэр Персиваль… И был над ними тот же небосклон, с теми же светилами, и то же предчувствие неотвратимости пощипывало их души.
Ветер в твоих волосах — тот же, что вечность назад…
Время застыло, Луна и Солнце встали в ряд… Когда выстраивается такая цепочка, ничего хорошего не жди! Текст писался постепенно — хотелось, чтобы идея погони за теплом и светом дошла до тех, кто будет его слушать. Хотелось, чтобы люди, слушающие «Арию», поняли, что человек, даже при всей своей обреченности на смерть, — а любой рождается, чтобы рано или поздно умереть, — должен попытаться дотронуться до светлого, яркого и дарующего радость, прыгнуть в гремящий грозами поток… Холст попросил увековечить в тексте столь любимого им старика Ницше. И — удивительное дело! — строки из «Заратустры» сами уложились в дубининский стихотворный размер… «Мужество есть лишь у тех, кто ощутил сердцем страх, кто смотрит в пропасть, но смотрит с гордостью в глазах». Не знаю, кому как, а мне нравится… С годами стало совершенно все равно, что скажут по тому или иному поводу господа журналисты и рецензенты, — зачастую им не хватает воображения (а может быть, и образова ния), чтобы заглянуть глубже, снять пару-другую текстовых пластов, докопаться до сути. Не всем же петь и слушать про летчика Диму или про белый шарфик! Жаль, при дальнейшей работе над «Солнцем» ушли в отход такие классные строки, как «Даже у Бога свой ад — это любовь его к нам». Апотом — началась мистика. Закончив текст, я прилегла на диванчик где-то часа в три ночи, и думаю: «А не плохо было бы сейчас, после трудов праведных, искупаться в океане…». И неизвестно откуда и неизвестно как, друзья мои, на меня накатывают изумительные изумрудные волны, покачивают меня, успокаивают. О нет, я не сплю!.. Появляется одна огромная волна, она подкрадывается бесшумно, вот-вот утащит в никуда… Я стряхиваю оцепенение, и океан исчезает. Потом уже один знакомый буддист сказал, что таким образом курирующие наш очередной проект Силы поощрили меня. «Значит ты. все сделала правильно, — говорил громилоподобный знаток Востока и вегета рианской пищи, — но ты вовремя ушла от волны».
Песня «Беги За Солнцем» была записана на студии последней, 3-го января 1998 года. И до последней минуты преданный Ницше Холстинин лелеял надежду, что вместо моего солнечного призыва я все-таки поставлю его любимый: «Убей в себе раба!». Но, честно говоря, убивать рабов мне здорово надоело. Тем более что мое самое глубокое убеждение — если человек не хочет быть рабом, он никогда им не будет, даже в самом что ни на есть рабском, удушающем государстве. Какой же ты раб, если душа у тебя свободна?».
«Обман». Довольно энергичный постмэйденовский галоп с фирменным злодейским вступлением в медленном темпе. Вот только вокальный диапазон Кипелова не слишком подходит для данной вокальной партии, низковато для него. А вот текст, повествующий об Александре Македонском, Тамерлане и Чингиз-хане одновременно, достоин отдельной истории. «Обман» — в первоначальном варианте, который, как ни странно, был сразу принят цензором Петровичем (Холстининым) на ура, фигурировали две симпатичные хэви-металлические зверюшки: гиена и шакал, — рассказывает Маргарита. — Парочка торчала жарким утром на холме, наблюдая за конницей вдали… Невнимательные музыканты сначала решили, прослушав краем уха, как Валерка впевал текст, что речь идет совсем не о нефритовом гробе… «Почему его небритым хоронят?!» — то и дело вопрошали они друг друга, и сами себе отвечали: «А фиг их знает… Азия-с!». Восток — дело тонкое. (Во избежание досадных неточностей, — «владыка мира» все-таки фигурирует, не кто-нибудь! — Холстинин превзошел самого себя в педантичности и по несколько раз проверял и перепроверял историко-географические факты, вплоть до мельчайших подробностей типа — водятся ли шакалы в Средней Азии. — Прим, автора.) Итак, далее по тексту. Когда хвостатые существа разобрались, что к чему, они повели себя по разному. Гиена решилась сказать правду о по койном узурпаторе, а шакал отвалил в холодок, решив держать язык за зубами. Здесь мои ненавистники могут усмотреть явный феминистский подтекст: мужик — трус, поджал хвост и помалкивает себе, а героическая женщина-гиена воюет с ложью и несправедливостью. Гиену, естественно, ликвидируют. Вообще-то появление этакого не вполне симпатичного животного в «арийской» лирике обязано (приготовьтесь падать с табуреток!) поэту, главе акмеистического направления — Николаю Степановичу Гумилеву, написавшему стихотворение «Гиена». В его варианте зверюга разоблачает преступную, но пленительную царицу, лежащую в забытой могиле «над тростником медлительного Нила, где носятся лишь бабочки да птицы»… «Арийцам» не хватало масштабов, рыдающих народов, скачущей многотысячной конницы и мегалитров крови. В результате творческого переосмысления представленного варианта феминистку-гиену ампутировали».
В процессе доработки Холстинин вежливо просил точно указать фамилию-имя-отчество повелителя, желательно Чингиз-хана. Владимир явно жаждал международного скандала — попробуй скажи серьезным потомкам татаро-монголов, что у их любимого исторического персонажа в жилах течет шакалья кровь (наличие звериной крови у египетской красавицы-царицы не уточнялось). «Может, тебе еще и телефон Чингизхана в припеве обозначить?!» — обиделась Маргарита. Холстинин подумал и махнул рукой…
