замечаний от Фёдора Абрамова насобирал бы вдоволь. Писатель вряд ли бы пошёл на изменение, возможно, ключевых моментов в тексте.
И тут Юрию Петровичу пришла гениальная мысль – дать бразды правления в написании пьесы лично Фёдору Абрамову! Безусловно, это был риск обречь пьесу на долгое и мучительное хождение по цензурным инстанциям, так как не факт, что абрамовский текст разом бы осилил эти высокие чиновничьи барьеры. Впрочем, так оно и случилось. Но это решение Любимова предопределяло не только сохранность оригинала абрамовского текста, но и снятие определённого напряжения, которое неизбежно возникло бы между соавторами в ходе написания пьесы.
Безусловно, пьеса «Деревянные кони» была совместным детищем Абрамова и Любимова, но первой скрипкой в нём была именно абрамовская. Даже на театральных афишах «Деревянных коней» автором пьесы значился только Абрамов. Юрий Петрович благородно оставил за собой лишь режиссуру постановки.
Спектакль «Деревянные кони» был не просто изящным творением, синтезом двух искусств – литературы и театральной режиссуры, но и объединил зрителя театра и читателя, и это не могло остаться незамеченным критикой, как литературной, так и театральной.
19 октября 1974 года завотделом искусств еженедельника «Литературная Россия» Александр Пистунов, желая получить статью-отклик о спектакле «Деревянные кони» от самого Абрамова, писал ему: «Ваш спектакль в Театре на Таганке… соединил несоединимое: зрителей этого театра и читателей Вашей прозы… Нам очень бы хотелось, чтобы на страницах “Литературной России” Вы рассказали о том, как шла эта работа, что она дала Вам, художнику, что у Вас отняла. Что Вы думаете о театре и Ю. П. Любимове, как могли сочетаться в одном столь дальние друг от друга стилевые основы. Впрочем, о чём бы Вы ни писали в связи с этой темой, всё было бы с благодарностью опубликовано в еженедельнике. Видимо, наступает время синтеза искусств, время разносторонней духовной жизни, и “Деревянные кони” тому доказательство».
Впрочем, ведь именно Юрий Любимов потребовал в Управлении театров, музыкальных организаций и концертной работы Моссовета заключения авторского договора с Фёдором Абрамовым, и тому в подтверждение выдержка из ответного письма Любимову от начальника управления В. Ронова:
«Январь 1974 года…
Что касается Вашей просьбы о заключении договора с автором Ф. Абрамовым на пьесу “Деревянные кони” и финансировании её, то сообщаем, что Главк поддержал эту просьбу и направил 25 февраля с. г. соответствующее письмо заместителю министра культуры РСФСР Зайцеву».
Прочитав эти строки, можно с уверенностью сказать, что пьеса «Деревянные кони» стала ещё одной победой таланта писателя Фёдора Абрамова, нашедшего своё воплощение в гениальной любимовской постановке, о которой до сих пор не сказано в полную силу.
Юрий Дмитриевич Черниченко в статье «Живая вода», опубликованной в журнале «Театр» (№ 11 за 1974 год), так скажет о пьесе: «За десять лет любимовского режиссёрского творчества мы были свидетелями постановок поэм, писем, статей, анекдотов, научных трудов, лирики, прозы, Брехта и Шекспира… Теперь мы увидели постановку просто новой, современной, по-русски написанной пьесы».
Из-под пера Фёдора Абрамова вышел не один вариант пьесы, и всякий раз она вновь и вновь направлялась к Юрию Любимову, а от него снова возвращалась к автору с пометкамии того или иного монолога или сцены в целом, которые вызывали у цензоров серьёзные возражения. Причём все шишки критики получал именно Любимов, который, вероятнее всего, до конца работы так и не сознался высокому начальству, что единоличным автором пьесы всё же является Фёдор Абрамов.
Так, в одном из писем В. Ронова, возглавлявшего сферу культуры в Моссовете, на имя Юрия Любимова и директора Театра драмы и комедии Николая Дупака значилось: «К сожалению, наши замечания и пожелания… крайне недостаточно учтены Вами… Исходя из интересов общего дела, мы просим вас ещё раз внимательно отнестись к ранее высказанным замечаниям и пожеланиям… Без внесения нами поправок в текст не считаем возможным направить пьесу в Главлит».
Было предложено вовсе исключить из пьесы эпизод раскулачивания с пояснением, что это была классовая политика партии в деревне, которая твёрдо опиралась на поддержку масс и сломила сопротивление кулаков, к которым были применены чрезвычайные меры. Предлагалось пересмотреть многие реплики, в том числе такие как «сноп жита унесла с поля», «а смех… тоже витамин!» или «Вот и сказал! Начали было за детей, а теперь не знаю и за что» (Пелагея). Предлагалось подумать над иным воплощением сцен «у Петра Ивановича», похороны Павла, да и вообще над заключительной сценой спектакля (цензуре не понравилась фраза «снова заливисто ржут деревянные кони»).
Но самое неприятное было даже не жестокое вымарывание текста, заставлявшее раз за разом переписывать сценарий, а неизвестность того, сколько ещё продлится это цензорское издевательство над текстом.
Переживания, сомнения, в какой-то момент даже желание бросить работу над пьесой… Фёдор Абрамов, не скрывая, изрядно нервничал. Успокаивало лишь то, что, пока шла работа над правкой текста, Юрий Любимов, ещё не получив одобрения Главлитом первого варианта, не теряя даром времени, уже настойчиво репетировал пьесу и убирал из сцен и монологов то, что не одобрила цензура в ходе работы.
На одной из встреч с представителями Управления театров, музыкальных организаций и концертной работы Моссовета, состоявшейся в кабинете Юрия Любимова по поводу создания новой редакции пьесы, Фёдор Абрамов изрядно вспылил. Любимов в своей книге «Рассказы старого трепача» по этому поводу вспоминал: «Я помню, как в моём кабинете Фёдор Александрович вскочил и закричал: “Да я весь израненный, – как это я свою родину не люблю?! Может, это вы настоящие патриоты, а не я?!”».
Репетиции «Деревянных коней», начавшиеся ещё в ноябре 1973 года, шли всю зиму. И Фёдор Абрамов был вместе с театром. Его частое присутствие на репетициях, строгое и требовательное отношение к артистам, внесение своих предложений и замечаний привносили не только определённый авторский смысл в постановку, но и давали соответствующую установку правильной актёрской игре.
Актриса театра Татьяна Жукова спустя годы в интервью газете «Советская Россия» от 3 января 1982 года вспоминала, что Фёдор Абрамов, приходя на репетиции спектакля, много читал, говорил с артистами, что даже захотелось перенести достоверную мелодику его речи, которая свойственна жителям его родины, в спектакль.
Изольда Фролова, которой в спектакле досталась роль Мани-большой, в своих воспоминаниях «Ржут “Кони” на Таганке», опубликованных в книге «Воспоминания о Фёдоре Абрамове», так описывает мастерство Абрамова-драматурга:
«Умение этого крепкого, небольшого роста человека сосредоточить внимание нашего актёра, во многом искушённого, избалованного посещениями театра знаменитостями, поразило меня. Абрамов в своей читке сразу вылепил характеры героинь (Василисы Милентьевны, Пелагеи и Альки) сочно, зримо, артистично. Воссоздавая особенности каждой, смог передать взаимоотношения их “голосов”. Сразу стало ясно: автор не прост, не уступит свои позиции. Многие из нас переглядывались, как бы говоря: “Видали какой!” И продолжали с
