упоминалось, что родился третий ребенок, модифицированный Цзянькуем с помощью CRISPR и выношенный другой женщиной. Больше никаких подробностей ни о нем, ни о текущем состоянии первых CRISPR-близнецов Лулу и Нана не сообщалось.
Когда The Wall Street Journal попросил Даудну прокомментировать решение суда, она выступила с критикой работы Цзянькуя, но постаралась не дискредитировать технологию редактирования зародышевой линии. Она сказала, что научному сообществу предстоит решить этические проблемы и вопросы безопасности. “На мой взгляд, вопрос не в том, сделают ли это снова, – отметила она. – Я считаю, что да. Вопрос в том, когда и как” [419].
Часть седьмая. Вопросы морали
Если ученые не будут играть в Бога, то кто будет?
Джеймс Уотсон в обращении к британскому Парламентскому и научному комитету 16 мая 2000 года
Ставки
Когда Хэ Цзянькуй создал первых в мире генетически модифицированных детей, изменив их геном с помощью CRISPR, чтобы дать им и их потомкам иммунитет к смертельному вирусу, большинство добросовестных ученых выразило негодование. Поступок Цзянькуя называли в лучшем случае преждевременным, в худшем – гнусным. Однако в свете пандемии коронавируса 2020 года идея о редактировании генов с целью выработки иммунитета к вирусам стала казаться чуть менее неприглядной и чуть более привлекательной. Призывы к введению моратория на редактирование зародышевой линии прекратились. Бактерии за тысячи лет выработали у себя иммунитет к вирусам, возможно, нам, людям, пора включить изобретательность и сделать то же.
Будь у нас возможность без проблем редактировать гены, чтобы делать своих детей менее уязвимыми для ВИЧ и коронавирусов, разве было бы неправильно ею пользоваться? Может, было бы неправильно, наоборот, не воспользоваться ею? А что насчет редактирования генома для внесения других корректировок и улучшений, которые могут стать возможными в следующие несколько десятилетий? Если редактирование не будет представлять опасности, стоит ли правительствам его запрещать? [420]
Эта проблема – одна из самых серьезных в истории человечества. Впервые в результате эволюционного развития жизни на планете у одного из видов появилась способность редактировать собственный геном. Это дает потенциал для получения чудесных преимуществ, включая уничтожение многих смертельных болезней и деструктивных аномалий. Однажды это также приведет к появлению у нас – или у некоторых из нас – перспективной, но пугающей возможности улучшать собственные тела и корректировать геномы детей, чтобы давать им лучшие мышцы, умственные способности, память и характер.
В грядущие десятилетия, когда у нас появится возможность воздействовать на собственную эволюцию, перед нами встанут серьезные этические и духовные вопросы. Есть ли в природе естественная добродетель? Есть ли добродетель, проистекающая из принятия того, что нам даровано? Зависит ли способность сопереживать от веры в то, что, если бы не божья милость или не случайность природной лотереи, мы могли бы рождаться с другим набором характеристик? Может ли акцент на личной свободе превратить самые фундаментальные аспекты человеческой природы в ассортимент генетического супермаркета? Могут ли богатые иметь возможность покупать лучшие гены? Следует ли нам считать этот выбор личным делом каждого, или же обществу следует прийти к консенсусу о пределах допустимого?
Или же мы паникуем зря? Почему бы нам не пользоваться преимуществами, которые появятся, когда мы избавим свой вид от опасных болезней и расширим способности наших детей? [421]
Зародышевая линия как граница
Основные опасения вызывает редактирование зародышевой линии, то есть внесение изменений в ДНК человеческих яйцеклеток, сперматозоидов или эмбрионов на ранних стадиях развития, чтобы все клетки появляющихся в результате детей – и всех их потомков – содержали отредактированный ген. Всеобщее признание уже по праву получило так называемое соматическое редактирование, при котором изменения вносятся в избранные клетки живого пациента и не оказывают влияния на половые клетки. Если что-то при этом идет не так, опасности подвергается один пациент, а не весь вид.
Соматическому редактированию подвергаются определенные типы клеток, например клетки крови, мышц и глаз. Однако его стоимость высока, оно работает не со всеми клетками, а эффект не всегда оказывается постоянным. При редактировании зародышевой линии можно вносить корректировки во все клетки тела, а потому оно гораздо более перспективно. И кажется гораздо более опасным.
До появления в 2018 году первых CRISPR-детей существовало два основных медицинских метода для выбора генетических характеристик ребенка. Первым было пренатальное тестирование, в рамках которого проводится генетический анализ эмбрионов, растущих в утробе. Сегодня такие анализы определяют синдром Дауна, пол и десятки врожденных патологий. Если родителям не нравятся результаты тестирования, они могут прервать беременность. В США пренатальная диагностика синдрома Дауна приводит к аборту примерно в двух третях случаев [422].
Развитие технологии экстракорпорального оплодотворения привело к новому прорыву в генетическом контроле – появлению преимплантационной генетической диагностики. При благоприятных условиях пары могут оплодотворить несколько яйцеклеток и провести диагностику в чашке Петри, чтобы установить генетические характеристики будущих детей, прежде чем производить имплантацию. Нет ли у них мутаций, которые вызывают болезнь Гентингтона, серповидноклеточную анемию или болезнь Тея – Сакса? А однажды мы сможем спросить, как в фильме “Гаттака”, есть ли у них желаемые гены роста, памяти и мышечной массы. Преимплантационная диагностика позволяет выбрать из оплодотворенных яйцеклеток лишь те, что содержат предпочтительные для родителей характеристики, и отказаться от остальных.
Обе техники заставляют задуматься о тех же этических вопросах, которые возникают, когда речь идет о редактировании зародышевой линии. Например, Джеймс Уотсон, смелый на язык первооткрыватель ДНК, однажды сказал, что женщина должна иметь право на аборт на основе любого предпочтения и предубеждения, в том числе если она не хочет ребенка, который будет невысок ростом или склонен к дислексии, окажется гомосексуалом или девочкой [423]. Неудивительно, что многих это покоробило. Тем не менее преимплантационная генетическая диагностика теперь считается этически приемлемой, а родители, как правило, вольны сами определять используемые критерии.
Пока неизвестно, войдет ли редактирование зародышевой линии в длинный список некогда спорных биологических вмешательств, таких как пренатальные и преимплантационные исследования, которые со временем получили признание. Если да, то есть ли смысл относиться к редактированию зародышевой линии как к особой процедуре, к которой применимы другие этические нормы?
Как бы то ни было, это часть исторического процесса. Одни специалисты по этике хорошо проводят различия, а другие – хорошо их стирают. Иными словами, одни специалисты по этике проводят границы, а другие – размывают. Любители размывать границы часто подчеркивают, что границы и так настолько размыты, что нет смысла по-разному подходить к разным категориям.
