запретить разрабатывать собственные стандарты. “Они по-разному подходят к делу и имеют разные стандарты регулирования, как в случае с генетически модифицированными продуктами, и это отражает разницу в их социальных ценностях”, – пояснила она. К несчастью, это может привести к генетическому туризму. Привилегированные люди, желающие усовершенствовать геном, станут ездить в страны, осуществляющие соответствующую процедуру. Хэмбург признала, что ВОЗ будет сложно обеспечить выполнение требований: “Это ведь не ядерное оружие, которое можно в целях соблюдения мер безопасности поместить под охрану и под замок” [411].
Вопрос о моратории
Когда комиссии только приступали к работе в середине 2019 года, в научном сообществе разгорелся общественный диспут, на котором Даудна снова столкнулась с упрямым Эриком Лэндером из Института Брода. Предметом спора стало использование слова “мораторий”, которого годами избегало большинство научных комитетов.
В некотором отношении дискуссия о том, призывать ли к введению моратория, сводилась к семантике. Критерии для разрешения редактирования генома эмбрионов – безопасность и “медицинская необходимость” – пока не выполнялись. Но кое-кто утверждал, что поступок Цзянькуя продемонстрировал, что не удастся обойтись без более яркого сигнала “стоп”. Так, например, считали Лэндер, его протеже Фэн Чжан, Пол Берг, Фрэнсис Коллинз и сотрудничавшая с Даудной Эмманюэль Шарпантье. “Слово на букву «М» имеет несколько больший вес”, – пояснял Коллинз [412].
Лэндеру нравилось играть роль публичного интеллектуала и давать советы по разработке нормативной базы. Красноречивый, веселый, общительный и притягательный – по крайней мере, для тех, кого не смущала его напористость, – он отлично умел доносить свою мысль и собирал вокруг себя целые группы серьезных скептиков. Но Даудна подозревала, что он разжег спор о моратории не в последнюю очередь потому, что в центре внимания при решении вопросов о CRISPR оказались они с Дэвидом Балтимором, а не застенчивый Чжан. “В руках у Эрика и Института Брода огромный рупор, – говорит она. – Они призвали к введению моратория, чтобы собрать побольше заголовков в сфере, где поначалу не проявляли инициативы”.
Какими бы ни были его мотивы (а мне думается, что он вряд ли действовал из добрых побуждений), Лэндер принялся собирать подписи под своей статьей “Ввести мораторий на наследуемое редактирование генома”, которую опубликовал в журнале Nature. Разумеется, на его сторону встал Чжан, а также бывшая коллега Даудны Шарпантье. Свою поддержку выразил и Берг, который сорок лет назад открыл рекомбинантную ДНК, что стало поводом к созыву Асиломарской конференции. “Мы призываем к введению всемирного моратория на любое клиническое применение технологии редактирования зародышевой линии человека, то есть на изменение наследуемой ДНК (в сперматозоидах, яйцеклетках или эмбрионах) с целью производства генетически модифицированных детей”, – говорилось в начале статьи [413].
Лэндер согласовал эссе со своим другом Коллинзом, с которым работал в проекте “Геном человека”. “Нам нужно предельно четко обозначить, что сейчас мы не готовы двигаться в эту сторону, а возможно, не пойдем этим путем вообще никогда”, – сказал Коллинз в интервью в день публикации статьи Лэндера.
Сам Лэндер подчеркнул, что свободы выбора в таком вопросе быть не может. “Мы пытаемся спроектировать мир, который оставим своим детям, – сказал он. – Будет ли это мир, где мы с большой осторожностью относимся к медицинским процедурам и прибегаем к ним только в серьезных случаях, или же мир, где всем правит безудержная коммерческая конкуренция?” Чжан подчеркнул, что вопросы, связанные с редактированием генома, должно решать общество, а не отдельные индивиды. “Можно представить ситуацию, в которой родители сочтут себя обязанными редактировать геном своих детей, поскольку так поступают другие родители, – сказал он. – Это может усугубить неравенство. Это может привести к полной неразберихе в обществе” [414].
“Почему Эрик так упорно публично призывает к введению моратория?” – спросила у меня Маргарет Хэмбург, сопредседатель группы Всемирной организации здравоохранения. Ей действительно хотелось это понять. Репутация Лэндера такова, что даже в тех случаях, когда он был, казалось бы, прямолинеен, его мотивы не могли не вызывать подозрений. Призыв к введению моратория, по мнению Хэмбург, был игрой на публику. В нем не было никакой необходимости, поскольку и ВОЗ, и национальные академии уже занимались разработкой соответствующих принципов, вместо того чтобы призывать к полному прекращению редактирования зародышевой линии [415].
Балтимор тоже был озадачен. Лэндер пытался уговорить его подписать письмо, однако, как и сорок лет назад, когда шла дискуссия в Асиломаре, Балтимор придерживался мнения, что лучше найти “рациональный путь вперед”, чтобы развивать технологию, способную в будущем спасать жизни, чем ввести мораторий, который потом, вероятно, сложно будет снять. Он подозревал, что Лэндер, возможно, настаивает на моратории, чтобы выслужиться перед Коллинзом, директором Национальных институтов здоровья, щедро финансирующих университетские лаборатории.
Что касается Даудны, то чем больше Лэндер настаивал на введении моратория, тем сильнее она этому противилась. “Поскольку у китайских детей уже была отредактирована зародышевая линия, я полагаю, что призывать к введению моратория на этом этапе просто бессмысленно, – говорит она. – Настаивать на моратории – значит, по сути, уходить от разговора” [416].
Мнение Даудны возобладало. В сентябре 2020 года комиссия национальных академий наук, сформированная после шокирующего заявления Цзянькуя, обнародовала 200-страничный отчет. В нем не содержалось призывов к введению моратория и вообще не упоминалось это слово, хотя Лэндер и был одним из восемнадцати ее членов. Вместо этого в отчете говорилось, что наследуемое редактирование генома человека “в будущем может открыть репродуктивные возможности” для пар, страдающих от генетических заболеваний. Авторы отчета также отметили, что пока вносить в геном наследуемые изменения небезопасно, а медицинская необходимость в этом обычно отсутствует, но выступили за “поиск разумного пути для применения технологии наследуемого редактирования генома в клинической практике”, то есть решили и дальше идти к цели, обозначенной в январе 2015 года, когда по завершении организованной Даудной конференции в долине Напа был описан “рациональный путь вперед” [417].
Приговор Хэ Цзянькую
Цзянькуй воображал, что станет национальным героем, но вместо этого в конце 2019 года предстал перед Народным судом Шэньчжэня. Разбирательство было достаточно справедливым: ему позволили нанять собственных адвокатов и выступить в свою защиту. Но сомнений в вердикте не возникало, поскольку он признал себя виновным в проведении “нелегальной медицинской процедуры”. Его приговорили к трем годам тюремного заключения и выплате штрафа в размере 430 тысяч долларов, а также на всю жизнь лишили права заниматься репродуктивной наукой. “В погоне за славой и выгодой [он] намеренно нарушил действующие в стране нормы и вышел за рамки допустимого с точки зрения научной и медицинской этики”, – постановил суд [418].
В официальном китайском репортаже о ходе суда также
