и два ефрейтора. Как требовала инструкция, я остановил их и потребовал документы. Ефрейторы захохотали, а обер-лейтенант пустил в ход кулаки.
Фельдфебель забеспокоился, почуяв недоброе.
Повесив на шею бинокль и взяв автомат, он сунулся к двери. Дверь, увы, не открывалась. Он налег на нее сильнее — не тут-то было. Дверь оказалась подпертой снаружи.
— Эй, вы! Кончай шутки! — крикнул насмерть перепуганный фельдфебель. — Что за хулиганство?..
За дверью ни шороха, ни звука. Только тревожна гудели провода.
— Тревога! К бою! — заорал, срываясь на фальцет, Финк. — Все к двери! Мы в западне…
Солдаты ринулись к двери. На нее налегло несколько рук, плеч. Фельдфебель подал команду: «Айн, цвай, драй!» Дверь заскрипела, но не подалась.
— Да она же подперта, черт возьми!
— Но чем? Палка бы сломалась.
— Наверное, в железные пробои металлических планок, опоясывающих дверь, подсунули железный лом, — высказал предположение один из солдат.
Да, фельдфебель вспомнил, что вблизи будки валялся железный лом, которым можно намертво закрыть будку. Он погубил его. Фельдфебель с ужасом представил, как на рельсах орудуют, закладывая взрывчатку, партизаны, как они хохочут над запертыми в каменной коробочке, и ноги его подкосились. Прощай мечта о Железном кресте и сорока гектарах русской земли!
«А может, дверь все-таки закрыли ради шутки? Потом придут, откроют и будут долго хохотать над беспечными болванами», — промелькнула мысль в голове фельдфебеля.
Нет, то была не шутка. Смелую вылазку на переезд предприняли переодетые в немецкую форму старший лейтенант Бухов, старшие сержанты Жуков и Кузнецов. Это они расквасили нос охраннику и закупорили фельдфебеля и его команду в будке. Серо-зеленые мундиры, пилотки, сапоги и все прочее сохранилось в отряде еще с зимнего рейда майора Алексеева, когда десантники захватили вагон с новеньким немецким обмундированием. Кто-то предложил было Бухову нарядиться немецким офицером более высокого чина, но тот отмахнулся: «Перехлест. Старшие офицеры вермахта по шпалам не ходят. Достаточно обер-лейтенанта».
Солдат попался им настырный. Сначала потребовал пароль, потом, когда пароль не назвали, — документы. Но так как по-немецки говорил только Бухов, да и то весьма посредственно, пришлось «обидеться» и врезать наглецу в переносицу. Только после этого тот извинился и, зажав окровавленный нос, побрел, как побитая собака, в будку. За ним, не отставая, шли десантники.
Когда дверь будки была надежно подперта, по сигналу к насыпи поспешили с динамитом два подрывника…
Эшелон шел из Борисова на Оршу. Грохот колес усиливался. Паровоз, кидая космы черного дыма, миновал опасную лесную зону и набрал предельную скорость. Издали, с лесного пригорка, отошедшим десантникам была видна запертая будка у железнодорожного переезда. Пленники в ней все еще сидели.
— Загорают господа, — кивнул головой в сторону будки сержант Жуков, затягиваясь цыгаркой.
— Отдыхают перед трибуналом, — добавил Кузнецов. — Ох и влетит же им за ротозейство!
Вдруг земля тяжело качнулась, будто сбросила с себя огромную тяжесть, и загрохотала страшным, все ломающим, скрежещущим, все сокрушающим обвалом. Черный паровоз подбросило и опрокинуло вверх колесами, он закувыркался под откос. Пассажирские вагоны полезли друг на друга и стали заваливаться в разные стороны… Из немногих уцелевших вагонов и теплушек ползли по насыпи чудом спасшиеся, очумевшие от ужаса солдаты.
Старший лейтенант Бухов встал во весь рост и победно подбросил вверх немецкую фуражку.
— Пошли, ребята! Дело сделано.
На железной дороге разгорался пожар. Ухали рвущиеся боеприпасы, трещали в огне патроны. Ветер доносил стоны раненых…
Так была перевернута очередная страничка большой рельсовой войны. Для человека удивительного мужества и храбрости Бухова Алексея Андреевича, по кличке «Добрый», она оказалась последней. В начале 1944 года его не стало. Он погиб смертью героя в неравной схватке с фашистскими захватчиками.
Оперативной группе разведотдела штаба Западного фронта удалось наладить сравнительно успешные действия подпольных диверсионных групп на железных и шоссейных дорогах, да и сама она громила вражеские эшелоны и колонны уже длительное время. Но создание надежных разведывательных групп в Минске, Борисове, Бобруйске и Могилеве шло не так быстро и легко, как того ей хотелось бы. Правда, в этих городах или поблизости от них были подобраны опытные и преданные Родине люди, которые добывали весьма ценные разведывательные данные о противнике, но из-за отсутствия в их распоряжении радиостанций эти сведения или совсем не доходили до штаба группы, или поступали с большим опозданием. К тому же использование связных всегда было сопряжено с большим риском. Неоднократные попытки устроить и прописать в городах радистов, направленных из Центра, как правило, кончались неудачей. Причин для этого было немало. Тут и отсутствие жизненного опыта (радисты, в большинстве своем, готовились из числа 17—18-летних юношей и девушек), и ужесточение фашистами паспортного режима, и трудности в устройстве на работу и оформлении нужных документов, и многое другое. Надо было искать новые, более надежные пути решения этой задачи. И он был найден: группа предложила готовить радистов из числа местных девушек, проживающих в городах и окрестных селах, при своем радиоузле. Центр одобрил идею и в апреле 1943 года официально разрешил осуществить ее.
Спустя несколько дней из Москвы прилетел специальный самолет с учебной радиоаппаратурой, различными учебными пособиями. Начальник связи старший лейтенант Коротков, его помощники — радисты младший лейтенант Лебедев, младший сержант Аристов — были готовы немедленно приступить к делу. Но предстояло решить главное — подобрать отважных, преданных Родине патриоток, создать и обосновать документами оккупационных властей правдоподобную легенду для ухода их на курсы радистов.
Дождливым апрельским вечером в тихую, онемевшую от сырости бревенчатую хату в деревне Верески, расположенную в десяти километрах южнее Борисова, вместе с разведчицей «Белкой» зашел высокий стройный блондин в дождевом плаще.
— Здравствуйте! Есть ли кто дома?
Из горницы вышла пожилая бледнолицая женщина в белом платочке, повязанном по-деревенски под подбородком.
— Дзень добжий, — робко ответила она, глядя на незнакомца, но увидев «Белку», успокоилась.
Молодой человек назвал себя. Женщина заулыбалась, засуетилась, не знала, куда усадить гостя.
— Как же… как же… я много слыхала о вас. По деревням добжий сказ о ваших людях, делах иде…
— Откуда же? Я в вашей деревне впервые.
— Так земля ж слухом полна. Да и наша Ольга («Белка») много рассказывала о вас.
Заулыбался и капитан Гниденко.
— Это хорошо, что знаете нас. Значит, разговаривать будет полегче. Свататься я к вам пришел. За Аленушку.
Бровь у хозяйки дрогнула. Она на какую-то минуту смутилась, но сейчас же увидела в глазах гостя шутку и сама шуткой ответила:
— Рады такому жениху. Большая честь нам. Да только какое ж сватовство в такое время? Не до того. Выжить бы…
— Выживем, обязательно выживем. Не такое довелось нашему народу. Аленушка
