Геринг очень хорошо знал, что информация Тиссена верна, ибо он сам подсунул ее французскому правительству. 2 мая 1939 года он поручил Карлу Боденшатцу провести встречу с Полем Штеленом, в ходе которой помощник Геринга заострил внимание француза на последней речи Гитлера, которая была яростно анти-польской, но не содержала ни одного упоминания о Советской России.
— Поляки думают, что они могут быть заносчивыми и самонадеянными в отношении Германии, — заметил Боденшатц, — потому что они надеются на поддержку Франции и Британии и рассчитывают, что в случае войны получат материальную помощь от России. Они дурачат сами себя. Точно так же, как фюрер не стал решать проблемы с Австрией и Чехословакией, не заключив предварительно секретного соглашения с Италией, он не будет разрешать напряженные отношения с Польшей, не достигнув предварительного согласия с Советской Россией… На этот раз войны на два фронта не будет.
Геринг постарался уверить своего встревоженного доброго друга Фрица Тиссена в том, что фюрер знает, что делает, и что переговоры с Москвой затеяны только для того, чтобы удержать мир от войны. Геринг остался у Тиссена ужинать и снова обошел его дом, чтобы в который раз полюбоваться статуэтками Майоля и восхититься картинами Каналетто, Рембрандта и Эль Греко. Ему и в голову не могло прийти, что человек с таким состоянием и художественными великолепными ценностями уже близок к тому, чтобы пойти на решительные шаги, радикально изменившие его жизнь.
Крушение последних надежд
Как вы уже поняли, отношения Геринга с его «партайгеноссе» никогда не были особенно близкими, но отныне начали резко ухудшаться. Гиммлер постоянно пребывал в холодной ярости из-за непрекращающегося вмешательства в его антиеврейские мероприятия и просил Гитлера предостеречь Геринга от привычки идти на поводу у «сентиментальных слабостей» жены. Риббентроп подозревал (и вполне справедливо), что Геринг не питает доверия к его дипломатическим методам и полон стремления показать, что способен выполнять возложенные на него миссии лучше него, потомственного дипломата. А тлеющая неприязнь между ним и Геббельсом разгорелась в открытую враждебность.
Виной тому послужило аморальное поведение Йозефа Геббельса. Геббельс был постоянно озабочен личной жизнью и, несмотря на свой небольшой рост и хромоту, пользовался успехом у женщин: его дневники изобилуют описаниями его амурных побед. Став главным распорядителем германского кинематографа — в силу того что он являлся министром пропаганды, — Геббельс не преминул воспользоваться своим положением и принялся шантажировать молодых киноактрис.
Гитлер с терпимостью относился к сексуальным похождениям своих главных помощников (хотя к себе на завтрак, чай, обед и ночные кинопросмотры он позволял им приходить только с женами), но активность Геббельса превысила все границы, а унизительное положение его очаровательной жены Магды настолько громко обсуждалось, что он сделал «маленькому доктору» внушение вести себя более благоразумно. Геббельс обещал исправиться и стал повсюду являться со скорбно-страдальческим лицом и уныло демонстрировать свою благопристойность.
Однако на самом деле у него разыгрался еще более бурный, чем когда-либо, роман с известной чешской актрисой Лидой Бааровой, темноволосой красавицей с парой самых длинных в Германии ног. Геббельс был уверен, что сохраняет эту связь в тайне, и пришел в ярость, когда обнаружил, что Герингу и Эмме все известно.
Как они могли все узнать? Зная о прослушивающей службе Геринга, он стал думать о способе, как ему избежать третьего уха всякий раз, когда он хотел поболтать со своей последней пассией, и придумал: специалисты подключили его к линии личного телефона Эммы Геринг, и он стал пользоваться ею для ведения долгих страстно-эротических бесед с Лидой Бааровой.
Он начал бушевать, когда узнал, что Эмма Геринг, пришла на чай к Магде Геббельс и все ей рассказала, и разъярился еще больше, когда до него дошло, что Геринг принес записанный разговор Гитлеру, и они, потешаясь, зачитывали друг другу наиболее возбуждающие отрывки.
— Но откуда они могли узнать?! — недоумевал Геббельс во время объяснения с женой. — Ведь я предпринял все меры предосторожности!
— Ты разве не знаешь? — холодно ответила Магда. — Телефон Эммы Геринг тоже прослушивается.
Конфликт вышел серьезным, так что Магда потребовала, чтобы Геббельс оставил ее и детей. Семейный кризис Геббельсов усугубился тем, что в Магду, сочувствуя ей, безумно влюбился статс-секретарь из министерства пропаганды, Карл Ханке, который был намного моложе нее.
Постепенно ему удалось добиться ее взаимности, и дело дошло до того, что Ханке стал просить Гитлера санкционировать развод фрау Геббельс. Однако Гитлер, с тем чтобы не допустить скандала, который бы повредил авторитету партии в целом, своего согласия на развод не дал.
Между тем Геббельс, не желая терять жену, умную, элегантную женщину, насел на нее и принялся грозить и обещать, что у нее заберут детей. В конце концов на третий день он добился своего, вырвав у Магды обещание никогда больше не видеться с Ханке приватно. При этом он не простил Герингу вмешательства в свою личную жизнь, имевшего для него такие тягостные последствия.
Шло лето 1939 года, и война в Европе была уже совсем близко. Отказавшись прийти на помощь Чехословакии в 1938 и 1939 годах, Британия и Франция — словно для того чтобы загладить чувство вины — теперь обещали оказать содействие Польше, если Германия нападет на нее. Геринг отчаянно искал пути, как перехитрить ненавистного ему Риббентропа, который желал войны с Великобританией, и убедить британцев «увидеть разумное основание» для невмешательства.
«Он всегда спрашивал, почему британцы проявляют такое упорство в вопросе о Данциге и Польском коридоре, которые Германия только и хотела получить от Польши, — вспоминает Томас фон Кантцов. — Неужели они не понимают, говорил Герман, что и то, и другое являлось частью Германии и их нельзя отрывать? Что бы сказали сами британцы, если бы кто-нибудь отнял у них Нормандские острова — где даже не говорят по-английски? Они не успокоились бы до тех пор, пока не вернули их обратно; это же относится и к Гонконгу, и к Гибралтару».
Получилось так, что, благодаря посредничеству Томаса, Герингу удалось, как он думал, обойти Риббентропа и добиться внимания британцев. Примерно за год до этого пасынок Геринга начал работать в Швеции на фабриканта по имени Биргер Далерус. Далерус имел тесные связи с некоторыми видными членами консервативной партии и представителями делового мира Великобритании. При этом он был также немного знаком и с Герингом, и в один из самых напряженных предвоенных месяцев — это был август — ему пришло в голову, что он может сделать полезное дело: стать связующим звеном между двумя сторонами.
