— Очень тяжело было идти, — сказала Нюся, — снег по пояс, но майор приказал. Освобождение близко, надо иметь свежие разведданные и контакт с городом. Самое опасное входить в город: представляешь себе, одежда насквозь промокла и может вызвать подозрение. Хорошо, что моя двоюродная сестра живет на окраине, я прямо к ней и пришла.
Нюся спросила:
— Где нам с тобой побеседовать с глазу на глаз? У меня к тебе дело, но ты понимаешь, в таких делах даже матери не должны быть свидетелями.
Мы вышли в коридорчик.
— Меня прислал майор для восстановления связи и организации подпольной работы. Я подумала о тебе и Николае. Согласна работать?
— Конечно.
— А где Николай?
— Я теперь с ним редко вижусь, у него, кажется, есть своя группа в авторемонтных мастерских.
— Ты должна устроить мне с ним свидание.
— Хорошо.
— Можешь достать сведения о количестве войск, находящихся сейчас в Симферополе?
Я задумалась.
— Постараюсь.
— Кроме того, мне необходимо раздобыть много медикаментов — вот тебе деньги и список, достанешь?
— Думаю, что смогу.
Завтра к двенадцати часам дня я приду к тебе в столовую, а ты постарайся все сделать и устроить свидание с Николаем.
Утром я отпросилась у Ивана Ивановича. Сказала ему:
— Иван Иванович, мне нужно пойти по одному делу.
Он прекрасно понимал характер моего дела и должен был перед «Степкой» как-то оправдать мое отсутствие.
Прежде всего я зашла в аптеку на углу улицы Кирова (эту аптеку потом сожгли гитлеровцы) и потихоньку обратилась к фармацевту — знакомой нашего Володи по Севастополю. До самой своей смерти Володя посылал меня к ней за лекарствами. Но такое большое количество медикаментов разве не вызовет подозрений? Однако я решила рискнуть: ведь она, эта женщина, — севастопольская.
— Мне нужно много медикаментов, — сказала я и протянула фармацевту список.
Она не удивилась и, подумав, сказала:
— Приходите завтра утром, лекарства будут.
Оставив задаток, я пошла на Сергеевку. В мастерских узнала, что Николая куда-то послали по делу. Часа два ходила взад и вперед возле мастерских в ожидании Николая.
Напротив стояла немецкая часть. Моя одинокая фигура, маячившая на улице, обратила на себя внимание немцев, но модная прическа и накрашенные губы не могли вызвать подозрений: пришла, мол, на свидание и безнадежно ждет.
Николай не вернулся до конца рабочего дня. Вечером пошла к нему домой. Мы договорились о встрече с Нюсей на завтра. К концу дня Нюся зашла ко мне в столовую. За обедом, которым угостил Нюсю Иван Иванович, между обычными «маскировочными» фразами, я сообщила ей обо всем, что сегодня успела сделать. По моей просьбе Мура Артюхова сходила к своим друзьям, которые обещали собрать сведения о гитлеровских войсках, находящихся в Симферополе. Кстати сказать, их было в те дни мало.
На другой день в девять часов утра мы вместе с Нюсей пошли в аптеку. Все обошлось благополучно, но зачем мне понадобилось вести Нюсю в аптеку, до сих пор понять не могу. Чувствуя приближение освобождения, мы явно ослабили свою бдительность. Мало того: я высыпала перед Нюсей на стол ворох бумажных мешочков с ампулами — заказ майора. Она расстелила большой белый платок, сложила туда мешочки и связала узлом. Затем мы расстались. К четырем часам дня Нюся пришла в столовую со своей двоюродной сестрой, решившей уходить с ней в лес.
Мура достала обещанные сведения, я передала их Нюсе.
Из столовой пошли с Нюсей к Николаю. Он уже вернулся с работы и поджидал нас. Николай рассказал о своей небольшой подпольной группе, занимавшейся вредительством.
— Мы делаем такой «ремонт» немецкой технике, что ей не поздоровится, — посмеивался он.
Николай, как всегда, рассуждал серьезно и обстоятельно. Нюся договорилась с ним о дальнейшей работе. Мне пришлось слушать, как она уверяла Николая.
— Я люблю работать только с мужчинами и терпеть не могу иметь дело с женщинами, хотя я сама женщина, — прибавила она.
Я усмехнулась, но промолчала, видимо, Нюся забыла о том, что и я женщина. Во всяком случае, она сама мне предложила с ней работать.
Покончив со всеми переговорами, Николай неожиданно набросился на меня с выговором:
— Я попрошу тебя, когда ты ко мне приходишь, не приобретать вида модницы. Ты меня поставила в ужасное положение перед друзьями, они мне говорят: «Тебя целых два часа поджидала какая-то немецкая фрау, ну и знакомства у тебя!»
— Вот и чудно. Ну скажи, кто мог подумать, что меня к тебе послали партизаны? По крайней мере, я совершенно спокойно промаячила эти два часа на виду у немцев.
Но Николай продолжал сердиться, очевидно, мой вид серьезно скомпрометировал его в глазах друзей.
Прощаясь со мной на третьи сутки своего пребывания в Симферополе, Нюся сообщила мне пароль и сказала:
— В следующий раз может вместо меня прийти кто-нибудь другой. Разговаривай с ним только в том случае, если он скажет пароль.
О Жорже я ей ничего не говорила, так как после свидания с ним, состоявшегося недавно, снова отбросила мысль о его провокаторской роли.
Проходили дни… Нюся не появлялась, и от нее никто не приходил. Жорж тоже исчез. Но вот девятого апреля утром он снова явился. На этот раз он почему-то забыл о своей осторожности и вошел в столовую с главного входа, нисколько не смущаясь присутствия Кати и всех официантов. Он только попросил пройти с ним в соседний пустой зал. Я насторожилась.
— Вы согласны уходить в лес? — неожиданно спросил он.
— Почему уходить в лес? — ответила я вопросом.
— Близится час освобождения, есть приказ из штаба партизан: всех подпольщиков вывести в лес для сохранения их жизни. Я получил такое задание и пришел спросить: согласны вы или нет?
— Конечно, согласна, раз есть такой приказ.
Жорж как будто повеселел.
— Тогда собирайтесь. Послезавтра в три часа дня я приду за вами. Возьмите с собой килограмм масла и две плитки шоколада.
— Зачем? — удивилась я.
— Нам придется далеко идти, надо иметь с собой питательные продукты, именно масло и шоколад, так распорядился штаб.
«Что за странный штаб, — подумала я, — который, спасая жизни подпольщиков, предлагает им покупать масло, стоившее 1800 рублей килограмм, и столь же дорогой шоколад? Откуда у подпольщиков такие деньги? Вот уже почти два года, как я не пробовала масла, тем более шоколада».
Но мыслей своих я Жоржу не высказала.
— До леса не больше тридцати километров, — сказала я, — для чего такие запасы на дорогу? Странное распоряжение!
