Из вариантов тех же сказок Иорнанд почерпнул и сведение о смерти Аттилы, будто он, развеселясь на свадьбе своей, так упился, что, во время ночи, кровь хлынула из горла и задушила его.
Мы уже упомянули, что по переводам древних Гренландских и Исландских квид, с непонятного языка на понятный, Аттилу убила Гудруна, на которой он женился по смерти первой жены (Herka). Но Фёрейская (Faeroeske) форма имени Gunn, более близкая к Славянской (Гурина, Иерина, Юрица, Иерка), обличает, что первая жена Аттилы Herka, Herche, Heriche носит одно имя со второй; a Hera признается также за изменение Helka; следовательно, все подобные различия произношения одного и того же имени дают полное право историкам считать Аттилу за многоженца; хотя, по народному сказанию, он женится на второй жене после смерти первой (нам кажется, что многоженство, не существовавшее в древней Индии, не существовало и у Славян. Оно истекло из условий колониальных народов, разносчиков кривой науки и слепого просвещения.– А. В ).
В старинной поэме о Нибелунгах, которой содержание почерпнуто из сборника Русских народных сказаний (Vilkina Saga), имя Гудруны (Gudruna, собственно Gurina, принадлежит к числу Славянских имен, переобразованных учеными скальдами для истолкования Готского их значения: Gudruna значит по их смыслу божья рука; столь же основательно как Виmич — Witiza, значит Wit – iza, т. е. sapiens in moto.– А. В.) в том же событии о гибели Нибелунгов, заменяет Гримильда; и это последнее имя, должно полагать, более достоверно.
Мы уже упоминали, что древние Русские витязные песни и предания, вместе с речью народа, перелились в преобладающий язык, усвоились им как благоприобретенное достояние и послужили основой множества квид и саг.
VilRina Saga составляет неспоримо обезображенный временем первообраз сказаний о событиях в древнем Великокняжеском Русском роде. Разумеется, что собственные имена приняли форму чуждую, названия лиц и мест изменились по применениям, опискам и поправкам; сжатый, игривый, с присловьями и припевами, слог растянулся в сухую, бесцветную прозу; словом, Русская жар-птица изменилась в кованую Goldvogel, a все белые лебеди – в Schneeganse.
Как ни искажены уже народные сказания в Vilkina Saga, но, во всяком случае, коренное содержание их сохранилось.
Предание о мщении Гримильды не выдумка: молва о коварстве этой женщины разнеслась повсюду.
Различие рассказов в отношении участия в этом событии Аттилы истекало из двух источников: Русского и Готского. По рассказу народному, Гримильда поразила Аттилу своим поступком; а по квидам – кинжалом.
Изложим вкратце рассказ народный «о мщении Гримильды и погибели Нибелунгов».
«Аттила, князь Руси, узнав, что премудрая и прекрасная Гримильда, жена Сигурда, овдовела, и, будучи сам вдовцем, послал за своим племянником Остоем (Osid), чтоб он прибыл в Киев (Hunaland), и отправил его в Новый-Луг (Niflungaland), прося у короля Гано (Gunnar) сестру его себе в супружество.
Гано, по совещании с братьями Огняном и Яровитом, объявил предложение Гримильде, которая с своей стороны изъявила согласие.
Аттила поехал сам в Ворницу (Vernicu – Worms), где и было совершено бракосочетание его с Гримильдой, с торжеством великим, после которого он возвратился с ней в свою столицу.
По прошествии семи лет Гримильда однажды завела с Аттилой разговор о своих братьях.
– Вот уже семь лет,– сказала она,– как я не видалась с братьями своими. Если б ты пригласил их к нам в гости... Кстати, скажу тебе, а может быть, ты уже и сам знаешь, что после Сигурда остались несметные богатства. Братья всем завладели, не уделили мне ни одной пенязи; а по праву все эти сокровища должны были достаться тебе, как приданое, вместе со мной.
– Знаю, Гримильда,– отвечал Аттила,– что все сокровища Сигурда, которые он приобрел, убив летучего змея, хранившего их, а также все наследие после отца его Сигмунда должны были нам достаться; но брат твой, Гано, наш добрый друг. Что же касается до желания твоего пригласить в гости братьев своих, то пригласи; мне приятно будет устроить для них пир на славу.
Гримильда тотчас же призвала к себе двух своих гусляров, снабдила их на дорогу золотом, серебром, богатой одеждой и добрыми конями; потом вручила им письмо с печатями Аттилы и собственной своей (кожа в то время заменяла бумагу; при посланиях прилагались или привязывались печати. Скальды, прелагатели преданий в квиды, не поняли этого. Приложенным печатям к свиткам дан смысл, что Гримильда, в предостережение братьев от замысла Аттилы убить их, посылает кольцо свое, завернутое в волчью кожу; это значило, что Аттила волк и съест их! – А. В.) и отправила в Новый Луг звать братьев к себе в гости.
Их мать, королева Ojda, видела недобрый сон и не советовала им ехать. Огнян сказал:
– Ты помнишь, Гано, куда мы отправили Сигурда? Если не помнишь, так есть одно лицо в Киевской земле, которое нам это напомнит. Это лицо – наша сестра.
Несмотря на эти предостережения, король Гано не хотел отказаться от приглашения Аттилы, и братья поехали, но взяли с собой тысячу человек отборной дружины.
Долго ли, коротко ли ехали они, но наконец подъезжают к столице Аттилы. Гримильда стояла на башне и, увидя их поезд, возрадовалась.
– Вот едут они,– проговорила она,– едут по зеленым лугам, в новой светлой броне; а во мне болят еще глубокие раны Сигурда.
Она бросилась навстречу братьям, обняла их, повела в палату, уговаривает сбросить броню, сложить оружие; но Нибелунги не разоблачаются.
Аттила радушно угощает гостей; а между тем Гримильда уговаривает Тодорика Бернского мстить Огняну и прочим братьям за смерть Сигурда, сулит ему золота и серебра сколько его душе угодно, обещает дать средства отмстить Эрманарику, который отнял у него владения. Но Тодорик отвечает ей, что на братьев ее, как на друзей своих, он не поднимет руки.
Гримильда, в отчаянии, обращается к Владо, брату Аттилы, с тем же предложением. Владо отвечает, что не поднимет руки на друзей Аттилы.
Гримильда обращается к самому Аттиле.
– Привезли ли тебе братья мои золото и серебро – мое приданое? – спрашивает она его.
– Ни золота, ни серебра не привезли они мне,– отвечает Аттила,– но, как гости мои, они будут радушно угощены.
– Кто ж будет мстить им за мою обиду, если ты не хочешь мстить? Не иссякло во мне еще горе по убитом Сигурде; задуши его, отмсти за меня, возьми и сокровища Сигурда, и область Нибелунгскую!
– Жена,– отвечал Аттила,– ни слова больше о том, чтоб я коварно преступил родство и права гостеприимства. Здесь братья твои на моем ответе, и ни ты, и никто да не посягнет на их безопасность!
