Смысл сказанного был ясен. Посылая его, Слонима, в Сухуми, он шел на верный риск.
— Вы напрасно проводите между нами параллель… — начал ученик.
Но учитель не дал ему кончить:
— Я просто хотел вас предупредить, что у каждого правила свои исключения…
— Я не могу вам в этом подражать, слишком велико между нами различие. Вы человек большого масштаба, исключительного опыта и знаний. Не всякому дано разрешить столько споров и сомнений, как вам, выйти победителем из сложной борьбы.
Ученый мысленно поблагодарил собеседника за то, что тот первый заговорил о том, к чему, казалось, будет трудно подступиться.
— Мне действительно нелегко было себя отстоять, — с сочувствием в голосе сказал Быков. — Мои старые склонности и сейчас беспокоят меня, а когда-то я и вовсе был у них в плену. Однако то, что случилось, заслуга не моя: кажущийся нам свободный выбор есть только необходимость, результат нерушимой цепи причин и следствий, осознанных и неосознанных реакций организма.
Слоним почувствовал, что ученый пытается утешить его, и холодно отклонил эту попытку.
— Однако же нерушимая цепь причин и следствий, благоприятствовавшая вам, — произнес он, — не каждого награждает своей поддержкой, и в этом, вероятно, своя закономерность.
Быков сделал вид, что не расслышал иронии. Исполненный сочувствия, он был глух ко всему, что могло отвратить его от помощника.
— Разве вам не удалось сблизить предмет своего увлечения с физиологией? Никто так не связал биологическую науку с идеями Павлова, как вы. Случайные трудности заслоняют от вас истинное положение вещей. Вы не первый, мой друг, склонный преувеличивать свои затруднения и не замечать их у других.
На этот дружеский призыв к взаимному пониманию последовало замечание, проникнутое горечью:
— Вам ли, Константин Михайлович, жаловаться! Вы не встречали в жизни и тысячной доли того, что пережил я. Всегда легче утешить, чем понять глубину чужого несчастья. Мне некого упрекать в том, что случилось. Никто не стал на пути моих исканий, не захлопывал дверей предо мной, я всюду и всегда встречал участие и поддержку. Надо ли было загнать отару овец на вершину Тянь-Шаня, нужны ли были добровольцы для научных испытаний, скот и животные для экспериментов — и вы и другие спешили мне помочь. Я просто запутался, и в этом состоянии лучше не трогать меня.
— Не вы первый столкнулись с трудностями, — сказал учитель ученику, — не вам одному видится тупик впереди. Кто не изведал силу этих препятствий!
Так словом и делом ученый возвращал помощнику покой.
— Не нравится вам наша лаборатория, — закончил Быков, — разрабатывайте свои проблемы в природе. Кто вас неволит идти против себя? Возьмите любой ваш незаконченный опыт и доделайте его где-нибудь подальше от нас… Я готов вас понять и рад вам помочь, хоть и не встречал в своей жизни затруднений…
Встреча кончилась удачей. Маленькая война завершилась победой. Верх одержали оба — ученый и его ученик.
Так и быть: он возьмется за один из недоконченных опытов, перенесет его туда, где бьется подлинная жизнь, и далеко от своих кроликов и лаборатории будет искать научную истину.
В прошлом он исследовал взаимоотношения между движениями животного и отделением желудочного сока. Ему удалось опровергнуть представление, будто работающие мышцы тормозят сокоотделение. На опытах с ежами было доказано, что деятельность желез нарастает по мере того, как усиливается активность животного. То же самое наблюдалось у летучих мышей, слюноотделение которых возникало во время полета — в момент напряжения всех мышц. Нет противоречия между этими важными системами. Однако многое еще осталось неясным. Хорошо бы узнать, зависит ли уровень обмена веществ от того, ведет ли животное подвижный или малоподвижный образ жизни? Может ли он вырасти под влиянием изменившихся условий среды? Эти вопросы одинаково интересны для физиологов и клиницистов. Врачи давно добиваются действенных средств, чтобы управлять обменом.
Свою работу Слоним начал с отрицания. Он докажет, что лабораторные выродки — белые крысы биологически отклонились от своего вида. Дикая крыса, вынужденная добывать себе пищу работой конечностей, несравненно больше потребляет кислорода и выделяет углекислоты даже в состоянии покоя. Между ними столько же общего, сколько между болонкой и песцом.
Проверка подтвердила это предположение: обмен веществ у белой крысы был действительно ниже, чем у серой. Ободренная удачей, мысль исследователя позволила себе новое допущение. Эта разница — сущая условность; достаточно изменить образ жизни грызуна, и обмен станет другим. Обитатели лаборатории уподобятся их дико живущим собратьям.
Замысел осуществили следующим образом. Исследователь усложнил жизнь беленьких крысят, наполнил ее трудом и испытаниями. Он посадил их в клетки, которые находились от кормушек на расстоянии полутора метров. За пищевым рационом приходилось по многу раз бегать взад и вперед. Движения стали необходимыми для существования грызунов, и это сказалось на обмене веществ. С активностью вырос и жизненный уровень: они тратили теперь в состоянии покоя больше энергии, чем их родители и сверстники в лаборатории.
Несмотря на кажущуюся удачу, ассистент все же не поверил, что перемены, происшедшие с белыми зверьками, пожизненны. Возросший уровень их обмена казался временной связью, поддерживаемой видимостью расстояния между кормушкой и клеткой и необходимостью его пройти.
Мысль о пространстве, способном действовать на обмен, увела исследователя от животных к человеку. Свою смутную догадку он пытался подкрепить такого рода примером: всякий, кто вступает в огромное помещение, будь то обширный зал или пакгауз, ощущает некоторую перемену в своем самочувствии. Это, несомненно, результат серьезных физиологических сдвигов. Именно видимость пространства, а не что-нибудь другое извратила обмен у крысят…
Гипотеза ассистента не нашла поддержки у сотрудников. Казалось невероятным, чтобы каждый перекресток или обширная площадь могли вызывать подъем и падение газообмена. Не верилось также, что истина почти в руках у него, понадобятся всего лишь две-три недели, и догадка получит подтверждение. Они знали цену его увлечениям и на страстные уверения отвечали снисходительной улыбкой…
Опыты велись в счастливых субтропиках, где Слониму так часто сопутствовала удача.
Испытуемого человека сажали на балкон, представив его взору морские просторы и бесконечные горные цепи. Пространства было много, времени еще больше, а результатов, увы, никаких. Газообмен оставался без изменения независимо от того, расстилались ли перед испытуемым обширные дали или взгляд его упирался в стену.
