Вскоре после этого известный бизнесмен Говард Джейкобсон и его супруга Ро – очень влиятельные члены еврейской общины Канзас-Сити, написали директору школы и председателю попечительского комитета письмо, в котором подчеркнули, как важно школьникам, а также их родителям – американцам – вообще понимать, что может сделать один человек ради спасения жизни других людей. «Эти школьницы являются примером того, какой должна быть наша молодежь. К этом письму я приложил несколько статей из «Канзас-Сити Стар»[110] и выдержки из церковных бюллетеней и хроник еврейских общин. Эти школьницы стали героинями нескольких теле– и радиопередач. Их достижения – самая лучшая реклама вашей школы». Чтобы покрыть школьные расходы, связанные с постановкой «Жизни в банке», он прислал чек на $1000 и пообещал ближайшие 5 лет продолжать выделять школе такую же сумму.
Больше возражений со стороны попечительского комитета не было.
* * *
Мистер К. иногда просил зрителей объяснить, почему, по их мнению, пьеса производит на людей такое мощное впечатление.
– Девушки-протестантки из сельских районов Канзаса возвращают людям память о польской католичке, спасавшей еврейских детей от нацистов. Все это дает повод надеяться на лучшее будущее.
– Этих девочек можно назвать американскими послами доброй воли.
– Почему никто не знает об этой женщине? Узнавать такие важные исторические факты от детей как-то особенно трогательно.
– Я не знаю. Меня пьеса просто очень сильно задела… и во мне вдруг словно прорвало плотину печали. Я даже не предполагала, что во мне вся эта печаль есть.
– Я сама из Польши, и мне уже очень много лет. Нас сегодня осталось слишком мало. И таким людям, как вы, выпало хранить нашу память… рассказывать о тех ужасах, которые нам довелось пережить, чтобы больше ничего подобного не повторилось.
– Я даже говорить сейчас не могу.
Девочки не уставали снова и снова давать ответы на одни и те же вопросы, но на некоторые из них они ответить просто не могли. Чаще всего их спрашивали:
– А вы поедете в Польшу навестить Ирену Сендлер?
Всю осень Мистер К. был очень занят, но почти каждые выходные выезжал с девушками на представления «Жизни в банке». Технические аспекты гастролей ребята отточили до совершенства, каждый четко знал свои обязанности. Участники спектаклей встречались с ветеранами Холокоста и их детьми, которые делились с ними воспоминаниями, словно «Жизнь в банке» была неким алтарем, дающим им возможность увековечить свою память и пережитое горе.
Заказов на спектакли стало так много, что исполнить их все физически не хватало времени. Кроме того, впереди маячили выпускные экзамены, и девушкам приходилось отклонять многие из приглашений. В январе 2001-го Мистеру К. позвонил заместитель директора Уэстбриджской средней школы из Канзас-Сити Барт Альтенбернд и стал умолять сыграть спектакль для учеников восьмых классов. С Бартом Мистера К. связывала давняя дружба, и он не мог ему отказать. Это представление было не лучше и не хуже прочих, но среди зрителей оказался один необычный человек – Джон Шукарт. Успешный бизнесмен, он взял длительный отпуск в своей компании, чтобы добровольно поработать учителем в школе и «вернуть долги родному городу». Джона тронула история Ирены Сендлер и спектакль вообще, и вечером он пригласил девушек, их родителей и Мистера К. на ужин в шикарный китайский ресторан.
Когда они уселись вокруг огромного стола, Шукарт спросил:
– А где еще вы бы хотели выступить со своей постановкой?
– В Польше! – мгновенно среагировала Меган. —
Мы очень хотели бы навестить Ирену, узнать о ее жизни поподробнее, а потом рассказать всю ее историю американской публике.
Мы уже начали собирать деньги на поездку… продаем на спектаклях конфеты. Вроде даже получается.
Шукарт приподнял бровь:
– И сколько уже удалось собрать?
Меган покраснела:
– Ну, мы только начали. Где-то 81 доллар.
– Ей уже 90, – сказал Шукарт. – Вы говорите, что она нездорова. Времени нельзя терять ни минуты. Ехать нужно немедленно. Я попробую что-нибудь придумать.
Спустя пару дней он позвонил:
– Я нашел деньги. Вы едете в Польшу.
* * *
В мае 2001 девушки отправились в Польшу в сопровождении Дебры Стюарт (Дебра неплохо себя чувствовала и даже снова отрастила свои густые и кудрявые волосы), дедушки Билла и бабушки Филлис. Дорогу они и супруга Мистера К. Карен оплатили самостоятельно. В начале марта девочки сообщили Ирене о возможности увидеться в Польше.
В ответ от Ирены пришло семистраничное послание, начинавшееся, как обычно, словами «дорогие мои, близкие моему сердцу девочки». Их переписка, призналась она, стала для нее самым лучшим лекарством, и теперь она не чувствует такой «душевной депрессии», как раньше. Она написала о своих соратниках, таких же социальных работниках, как и она, о своих связных внутри и снаружи гетто, «в основном, это были девочки примерно вашего возраста», подробно описала способы спасения детей. Но в письме опять не было ни слова о том, как ей удалось выбраться из тюрьмы Павяк.
Лиз немного обеспокоил один фрагмент:
«А еще я хотела бы попросить вас никогда не делать ничего, что могло бы быть для вас опасным, потому что это принесет мне большое горе. Все, что делала я, было сделано по велению сердца и потому, что я была так воспитана. Мои родители научили меня двум правилам. Первое: людей можно делить только на хороших и плохих независимо от религии, расы, национальности и происхождения. Второе: когда видишь тонущего человека, спасай его».
– Как вы думаете, – спросила Лиз, – почему она предупреждает нас не делать того, что делала сама? Она говорит с нами, как всегда говорят матери или что-то типа того.
– Ага, – сказала Меган. – Это типа как «делай, как я говорю, а не как делаю», только тут все как-то наоборот по сравнению с тем, как обычно бывает.
– А если б наши школьные ублюдки сказали, что убьют нас, если мы не прекратим играть «Жизнь в банке»? – сказала Сабрина. – Когда страшно, начинаешь вести себя не так, как думала… или не так, как считаешь правильным.
Меган закрыла свой рюкзак и сказала:
– Могу поспорить, что именно с этого все и началось в Германии и в Польше… с простых обзывательств и оскорблений. Конечно, трудно понять, в какой момент нужно дать грубияну отпор. Но Ирена просто не хочет, чтобы мы шли на такой же риск, как она. Лиз права… она хочет защитить нас, как настоящая мать.
Меган была уже в дверях, но вдруг остановилась и повернулась к подругам:
