Сразу же по приезде русские послы хотели встретиться с казацким посольством. Но сделать это было не так просто, поскольку и те и другие оказались в изоляции. Лишь 6 марта подьячему Василию Старого все же удалось проникнуть к казацким послам.
Из статейного списка русских послов А. Прончищева и А. Иванова в Варшаву о переговорах с представителями польского правительства. Январь — февраль 1652 г.: «И того ж дня подьячий Василей Старого, пришед к посланникам (к Прончищеву и Иванову. — В. З.), сказывал, что он на тот двор, где он, будучи в Варшаве в гонцах, стоял, ходил и его, Василия, на тот двор запорожским посланцам солдаты, которые у них приставлены, не пустили. И он сказал, что идет того двора к дворнику, для того, как-де он был в гонцах и стоял на том дворе, и у того дворника забыл своей рухляди. И дал он, Василей, солдатам, чтоб его на двор пустили, ефимок. И солдаты его на двор пустили. И на том дворе с запорожскими посланцами виделся и имен их спрашивал. И те запорожские посланцы ему сказались, что их послано от Хмельницкого из Чигирина 6 человек, а имена их: Герасим Яцкевич — был ныне под Берестечко в Войске Запорожском полковником, Звяглы Семен Ненартович — сотник черкасской, Михайло Табуренко с Корсуня, Василий с Канева, Хоменко Федор, писарь посольский, Андрей Лисичинский з Волыни, а ныне живет в Богуславе.
А посланы они в Варшаву на сейм от гетмана от Богдана Хмельницкого из Чигирина.
А наказано было им от гетмана о том, чтоб король и сенаторы на сейме подкрепили нынешний последний гетманов коронных с ним, Богданом Хмельницким, и со всем Войском Запорожским под Белою Церковью договор. И чтоб тот договор с сейму велели доложить в конституцию и, конституцию напечатав, им, посланцам, дали… Только-де им, посланцам, в Варшаве в том учинено бесчестье, что на их дворе, где они поставлены, в верхних и нижних светлицах поставлены гетмана Радзивилла люди, а они забиты будто в тюрьму назади, в нижнюю и самую худую избенку, где они все сами и с рухлядью своею стоят и великою нужею. Да за ними же приказано втай смотреть, чтоб никто к ним не приходил и ни о чем не разговаривал. А о государевых людях приказано именно, чтоб от государевых посланников никакого человека до них не допускали…»
Русские послы решили договориться с запорожцами действовать сообща. Старого попросил казаков дать ему скопировать ответ короля Богдану Хмельницкому, чтобы русские послы знали, как отстаивать перед королем «украинские дела». Но на следующий день он не нашел казацкое посольство на прежнем месте. Как только польским властям стало известно о встрече запорожцев со Старого, их сразу же выслали из Варшавы.
Возвратившись в Чигирин, послы рассказали Хмельницкому о притеснениях в Варшаве, о том, что им вообще запретили говорить на сейме о Белоцерковском мире, который будто бы был «учинен» без согласия сейма. Отказ сейма утвердить Белоцерковский договор грозил новыми наступлениями королевско-шляхетских войск против Украины. Было ясно, что в новую войну король Ян-Казимир попытается вовлечь молдавского господаря Василе Лупу, которому обещал свою дружбу и помощь. Что же касается Лупу, то, обрадованный поражением казаков под Берестечко, он сделает все, чтобы избавиться от обязательств перед Хмельницким, и выступит против Украины по первому требованию короля.
Необходимо было разрушить эту связь, покончить с лицемерием Лупу и заставить его выполнять союзнические обязательства. Укреплению влияния Хмельницкого в Молдавии способствовала бы и женитьба его сына Тимофея на дочери Лупу княжне Роксанде. Хотя Лупу и дал на это согласие, но выполнять его не спешил.
Весной 1652 года Хмельницкий спешно собирает двадцатитысячный отряд казаков и отправляет его под предводительством Тимофея в Молдавию. А сам во главе Чигиринского, Черкасского, Переяславского и Корсунского полков да пяти тысяч крымцев двинулся к Ладыжину. Четырнадцать тысяч ногайцев под началом Карач-мурзы по просьбе Хмельницкого пошли на Брацлавщину.
Хмельницкий рассчитал все. И то, что на Брацлавщине собралось польское войско, которым, после смерти Вишневецкого и Потоцкого, руководил польный гетман Мартын Калиновский, неплохой вояка, но во многом уступающий своим предшественникам, и то, что Лупу обязательно попросит у ляхов помощи и те не откажут ему.
И действительно, как только Лупу узнал о выступлении на Молдавию Хмельницкого, он тут же послал письма Калиновскому и самому королю. В письме королю он писал: «Ради верности моей Речи Посполитой, ради моего владетельного достоинства, ради обета, данного поляками, умоляю, чтоб Калиновский не допустил свободно пройти в Молдавию казакам и татарам, их союзникам. Предстоит удобный случай уничтожить их, беспечных, не помышляющих о нападении…»
Но кто был более беспечен, показало будущее.
Король ответил Лупу, что тот напрасно беспокоится, ему хорошо известны намерения Хмельницкого, который на Молдавию не пойдет, а хочет только запугать его, чтобы он согласился отдать дочь за Тимофея. Гетман же Калиновский, о котором в Польше говорили, что он сам искал руки молдавской княжны, с двадцатитысячной отборной армией решил напасть на отряд Тимофея и разгромить его. Именно на это и рассчитывал Хмельницкий, ему было важно, чтобы Калиновский оторвался от своих главных сил. Чтобы подзадорить самолюбивого гетмана, Богдан даже написал ему письмо. С издевкой Хмельницкий сообщал, что не хочет таиться перед гетманом, что его сын «дерзкий Тимофей, собрав несколько тысяч войска, пошел на Молдавию, чтобы принудить к женитьбе дочь господаря. Остерегаю вашу милость, чтобы отошел с войском с молдавской границы и отступил в глубину к польским границам: чтобы сын мой по своей молодости и большой запальчивости не захотел на вашей голове испытать свою военную фортуну».
Это было уже слишком.
— Хмельницкий боится нас, — кричал Калиновский своим военачальникам. — Сын его идет с немногочисленным войском. Именно теперь выпал случай нанести удар врагу отечества. Приказываю всем готовиться к битве, устраивать лагерь.
Хмельницкий нарочно отметил в письме, что писано оно в Чигирине. Уверенный, что Тимош остался без отцовской поддержки, Калиновский расположил войска в своих владениях на равнине на Южном Буге под Батогом. В помощь ему король направил шляхетские войска. Разгром отряда Тимоша должен был поднять боевой дух польской армии и послужить началом ее наступления на народное войско. «Должно было быть то какое-то романтическое дело, — писал польский историк Кубаля, — на которое вся рыцарская молодежь шла с кличем: защитить красавицу княжну и не допустить, чтобы свояченица Потоцких, Вишневецких, Калиновских досталась в руки дикого и неотесанного казака».
