Выйдя к Гданьской бухте, войска нашего корпуса незамедлительно устремились к Гдыне. 12 марта бригада Н. В. Моргунова форсировала реку Реде, прорвала внешний оборонительный рубеж Гдыньского укрепрайона и к вечеру следующего дня вышла к главному оборонительному рубежу противника в районе Ахенберга. Бригада К. К. Федоровича овладела Гроссендорфом, очистила от врага побережье залива южнее этого города. Бригада И. И. Гусаковского внезапным ударом овладела городом Путциг (Пуцк).
Залитый водой немецкий противотанковый ров
Гдыню взять оказалось не так-то просто. Гдыньский район был мощным укреплением — он состоял из внешнего оборонительного обвода и трех хорошо оборудованных полос обороны, которые составляла плотная линия дотов и дзотов, соединенных тремя линиями траншей. Все было сделано добротно и давно. Вспомним, как долго не могли овладеть Гдыней немцы в 1939 году, осуществляя оккупацию Польши.
Подступы к оборонительным полосам прикрывала развитая сеть противотанковых и противопехотных заграждений, минных полей, железобетонных надолб, противотанковых рвов, заполненных водой. Зенитные установки укрепрайона были приспособлены и для стрельбы по наземным целям, в частности по танкам. Немцы прекрасно воспользовались всем, что в свое время соорудили здесь польские вооруженные силы для обороны Гдыньского района.
Город и порт Гдыня окружены крутыми оврагами, высокими холмами, покрытыми сплошными лесами. Высота холмов — до 200 метров над уровнем моря, крутизна скатов — до 50 градусов.
К северу от Гдыни — небольшое плато, окруженное с юга и востока морем, с севера, запада, юго-запада — непроходимыми болотами. Здесь противник построил сильные укрепления, в сочетании с естественными условиями местности отлично прикрывавшие подступы к Гдыне с севера. Всю эту мощную систему поддерживали 12 батарей береговой обороны и около 12 боевых военно-морских кораблей, стоявших на рейде.
И видимо, нацисты слишком истово молились Пресвятой Деве, чтоб даровала им прожить лишний день, — погода стала еще хуже, дожди пошли круглосуточно. Как будто бы океан переместился на небеса и не торопясь сбрасывал свои воды на землю. Незаметные прежде ручьи стали похожи на полноводные реки. По густой и липкой грязи, доходившей до колен, еле передвигаются пехотинцы в набухших шинелях и клянут непогоду почем зря. Туманы такие, как, наверное, знаменитые в Лондоне.
Корабли на рейде свирепствуют — непрерывно обстреливают прибрежные дороги и населенные пункты. Утихомирить их невозможно — они стоят на таком удалении, что недосягаемы для нашей артиллерии, а тем более для танковых пушек. Неблагоприятная погода не позволяет этого сделать и нашей авиации.
Танк преодолевает водную преграду вброд
Советские танки сосредоточиваются для нового удара. Слева — разбитое немецкое штурмовое орудие
13 марта я примчался на машине в город Путциг, в 44-ю бригаду, к полковнику Гусаковскому.
То, что происходило в городе, не поддается описанию. Залпы 30–40 корабельных орудий не дают даже возможности передвигаться по улицам. Мы с Гусаковским вынужденно просидели в подвале, не смея высунуть носа наружу.
Оставлять бригаду в городе не имело никакого смысла. Приказал отвести ее, чтоб не подвергать неразумным потерям. То же самое пришлось сделать и с 45-й бригадой, стоявшей перед узкой дамбой, ведущей на небольшое плато. 40-й бригаде не удалось наступать по узкой косе Хель — здесь противник взорвал дамбу.
Кончилась пора стремительных и маневренных действий, начался период изнурительных боев — прогрызание мощной вражеской обороны, когда темп продвижения исчисляется несколькими сотнями метров в сутки.
Не обошлось здесь и без курьезного случая.
И. И. Гусаковский захватил в Путциге много вражеских автомашин, склады горючего, продовольствия. Доложил мне, что есть и склад сладких вин, спрашивал, стоит ли послать несколько ящиков в штаб корпуса и армии — бригадный врач свидетельствует их доброкачественность.
Послали. Спустя сутки начались тревожные звонки: у многих признаки отравления. Страхи, впрочем, быстро улеглись — оказалось, что это вовсе не вина, а специальная жидкость, которую придумали немецкие химики для своих солдат, долгое время питающихся сухим пайком…
В середине марта наш корпус по приказанию маршала К. К. Рокоссовского был перегруппирован на юг, в район Бишковитца, перед ним ставилась задача — совместно со 134-м стрелковым корпусом 19-й армии прорвать вражескую оборону и овладеть Гдыней. Вместе с нами действовала танковая бригада Войска Польского, прошедшая бок о бок путь от Кольберга до Гдыни.
Сосредоточившись в районе Бишковитца, мы готовились к наступлению. Ко мне на КП позвонил М. Е. Катуков:
— Как там у тебя?
— Нормально.
— Армо, пойми, что спрашиваю. Противник твой НП обстреливает? Нет? А дороги к НП?
— Изредка, да и то разрывы довольно далеко.
— Ага… Ну тогда мы приедем к тебе с Константиновым. Понял?
Конечно, понял. Константинов — это псевдоним Рокоссовского.
— Постараюсь не ударить в грязь лицом, — ответил я.
На НП у меня, кроме командирского танка и нескольких радийных автомашин, ничего не было — срочно вызвал саперную роту для оборудования окопов и траншей.
Через некоторое время позвонил М. А. Шалин:
— Так, порядок? Ну, смотрите, большой хозяин с Ефимовым (Катуковым, значит) будут у вас между четырнадцатью и пятнадцатью часами. Организуйте встречу и безопасность.
Ну, о последнем можно было и не напоминать. Маршал Советского Союза Рокоссовский был всеобщим народным любимцем, и все мы старались всячески уберечь его от шальной пули, от непредвиденной коварной случайности.
Наконец они приехали — Рокоссовский с Катуковым, я повел их в свежеотрытые траншеи.
Не успели мы пройти несколько шагов, как прямо перед нами разорвался снаряд. Через минуту второй, сзади. «Вилка!» — мелькнуло в голове. М. Е. Катуков, наклонившись ко мне, громко зашептал: «Что же ты, а говорил…» Константин Константинович услышал, улыбнулся, сказал Катукову:
— Не пили, не парад — война. Стреляет же не он — противник, не запретишь же ему. Давайте пока что в надежный окоп, а машины с бугра прикажите убрать.
Мы сидели в окопе молча минуты три-четыре, пока обстрел прекратился.
— Ну, — сказал Рокоссовский, — доложите коротко ваши соображения по наступлению.
Слушал внимательно, все время глядя на карту.