Тем временем Цезарь собирался в Испанию, где сыновья Помпея собрали большое войско. Он хотел завершить последний этап затянувшейся гражданской войны. Из-за болезни Гай не смог его сопровождать, но, едва оправившись от хвори, тотчас отправился к деду, причем не без приключений, – корабль, на котором он плыл, затонул у берегов Испании. Октавий нашел своего знаменитого родственника уже после разгрома помпеянцев при Мунде. Цезарь очень радовался встрече, хвалил Гая за энергию и расторопность и держал юношу постоянно при себе, проверяя его способности, как он пишет, к оценке и суждению, и очень был доволен его ответами, краткими и точными. Он находился рядом с Цезарем, по его словам, несколько месяцев и затем отпросился на свидание к матери.
В столице Октавий поселился отдельно от родителей, но поблизости. Он питался в их доме и продолжал занятия с наставниками, греческими учеными. Это философ Арей из Александрии, к которому Гай был особенно привязан, и ритор Аполлодор Пергамский.
После возвращения из Испании Цезарь отпраздновал очередной триумф и активно занялся гражданскими реформами. Но великий полководец вновь возжаждал воинских побед и лавров. В его голове созрели грандиозные геополитические планы. Он хотел завоевать Парфию, а затем, как пишет Плутарх, «имел намерение, пройдя через Гирканию вдоль Каспийского моря и Кавказа, обойти Понт (так древние греки называли Черное море) и вторгнуться в Скифию, затем напасть на соседние с Германией страны и на самое Германию и возвратиться в Италию через Галлию, сомкнув круг римских владений так, чтобы со всех сторон империя граничила с Океаном». Для этого он объявил новый рекрутский набор, к неудовольствию народа, ибо, если верить переписи, за период победоносных войн Цезаря, галльских и гражданских, население республики уменьшилось вдвое. А тут он хочет тащить на новую войну еще шестнадцать легионов. Часть войск стояла в Аполлонии, близ Эпира, куда диктатор отправил в конце сорок пятого года своего внучатого племянника, чтобы тот привыкал к армейской жизни, учился командовать и готовил легионы к длительному походу. С ним отправились также его друзья Сальвидиен Руф и Марк Агриппа, сыгравшие в его дальнейшей судьбе разные роли. Первый из соратника стал предателем, а второй – верным другом на всю жизнь, опорой во всех делах, особенно ратных, соправителем и отцом его внуков.
Здесь Гай Октавий получил письмо от матери с трагическим известием о смерти Цезаря от рук заговорщиков. Она просила его поскорее вернуться в Рим, но не настаивала, пусть сам решает, как ему поступить. Действительно, вопрос для девятнадцатилетнего юноши непростой. Информации о том, что происходит в Риме, какая там возникает политическая ситуация, кто главенствует и так далее, в письме матери нет, а привезший послание гонец говорит, что ему, ближайшему родичу убитого диктатора, наверняка будет грозить опасность, если он появится в Риме. Там неразбериха, хаос, волнения. Его друг Агриппа советует: с четырьмя легионами, расположенными в Македонии, двинуться на Рим. Но Гай не хочет новой гражданской войны. Пожалуй, в первый раз в жизни ему приходится принимать такое трудное для себя решение. С небольшой свитой из самых преданных и близких ему друзей он решает ехать в Италию, чтобы там прояснить ситуацию, а уж потом, если обстановка в столице не будет грозить ему опасностью, появиться там и предъявить свои права наследника. Гай Октавий был всегда осторожен и все обстоятельно взвешивал, прежде чем действовать.
А теперь еще раз вспомним, как развивалась в Риме в то время политическая ситуация. Мы уже описывали ее вкратце в XIII главе книги «Гай Юлий Цезарь. Гений или злодей?», но здесь уместно повторить ради полноты картины в связи с дальнейшими событиями.
Итак, после того как заговорщики обагрили кровью Цезаря статую Помпея в курии, словно принеся жертву Помпею его врага и невольного убийцу, все сенаторы в ужасе разбежались. Лишь трое рабов остались у дергавшегося в предсмертных конвульсиях тела великого полководца. Заговорщики с окровавленными кинжалами вышли на улицы Рима и кричали, что с тиранией покончено, да здравствует республика и тому подобное.
Но к ним присоединились лишь единицы, да и те потом поплатились за это головой. День уже клонился к вечеру, когда они пришли с еще окровавленными руками на Капитолий, куда вскоре пришел Цицерон и поздравил их с победой. Он посоветовал тут же, на Капитолии, собрать заседание сената, но большинство боялось действий верных цезарианцев Антония и Лепида. Носителем высшей законной власти был Антоний, как действующий консул, а Лепид был начальником конницы, и он вполне мог ввести войска в Город. Но Антоний и Лепид были очень напуганы и после смерти Цезаря не без оснований полагали, что их ждет такая же участь. Поэтому они спрятались в чужие дома и пережидали. Не лучшее решение в ситуации, когда государству грозила опасность новой непредсказуемой смуты. Антонию следовало бы прибегнуть к жестким мерам по усмирению разгоравшегося мятежа, как это в свое время сделал Помпей во время беспорядков, устроенных Катилиной.
Заговорщики послали к Антонию парламентеров, которые сказали консулу, что поступили с Цезарем так не из личной ненависти, а из любви к отечеству, и они просят не обострять ситуацию и не доводить ее до гражданской войны. Антоний вздохнул с облегчением и ответил, что он тоже ничего не будет делать из личной ненависти, а все вопросы будут решаться на завтрашнем заседании сената. А сам тем временем, пользуясь ночной темнотой, отправился к Кальпурнии, вдове Цезаря. Эта несчастная женщина, что терпеливо сносила и постоянное отсутствие мужа, и его бесконечные измены, и унизительное для нее присутствие в Риме Клеопатры, теперь была безутешна. Ее, убитую горем, Антоний без труда уговаривает отдать ему, как консулу, на хранение бумаги покойного, а также деньги, причем немалые, – сто миллионов сестерциев (в разных источниках суммы называются разные, минимальная – семнадцать миллионов). Если иметь в виду, что Антоний по праву главы государства имел право распоряжаться также и казной, где лежало в семь раз больше, то можно сказать, что он становился фактическим наследником убитого.
Утром шестнадцатого марта заговорщикам становится ясно, что их действия энтузиазма не вызвали. Народ устал от бесконечных войн и резни (именно поэтому Цезарю были вручены диктаторские полномочия в надежде, что новой грызни за власть не будет), и призрак новой кровавой распри пугал римлян. Зачинщики переворота вынуждены были за деньги собирать толпу, перед которой выступил Брут, обвинив убитого диктатора в тирании, узурпации власти, что он нарушил законы предков и превратил граждан в рабов и так далее.
