Людям, которые пришли со мной из Андижана и скитались без крова и без земли, а также выходцам из Суха и Хушьяра, я подарил чекмени с пуговицами, суконные халаты, золото, серебро и ткани.
После того как убрали кушанье, индусским фиглярам приказали явиться и показать свои штуки, фокусники также пришли и показывали фокусы. Хиндустанские фокусники показывают некоторые фокусы, которых не показывают фокусники в наших землях. Например, они берут семь колец, укрепляют одно из них на лбу и два – на пальцах ног и быстро и безостановочно крутят эти кольца. Другой фокус таков: фокусник опирается одной рукой о землю, а другую руку и обе ноги поднимает вверх и расставляет, как павлиний хвост, быстро и безостановочно вращая на них три кольца. Вот еще один фокус: фигляры нашей страны привязывают к ногам две палки и ходят по земле на ходулях, индусские же фигляры ходят на одной деревянной ходуле и даже не привязывают ее к ноге. Другой фокус: в нашей стране фигляры кувыркаются сцепившись по двое, а хиндустанские фигляры, кувыркаясь, сцепляются по трое, по четверо.
Еще фокус: один фигляр ставит себе на живот шест высотой шесть или семь кари и держит его отвесно, а другой фигляр взбирается на шест и проделывает на шесте всякие штуки. Другой фокус: низенький фигляр становится на голову высокому фигляру и стоит во весь рост; нижний фигляр быстро ходит в разные стороны и показывает свои штуки; в это время низенький фигляр прямо и не качаясь стоит у него на голове, тоже проделывая штуки. После фокусников явилось и плясало множество танцовщиц.
Незадолго до вечерней молитвы было разбросано много золота, серебра и меди; поднялся страшный шум и началась давка. Между молитвой перед сном и ночной молитвой я посадил около себя пять или шесть приближенных, и мы сели в лодку и отправились в Хашт-Бихишт.
В понедельник Аскари, который, выступая в поход, вышел из города, простился со мной в бане и отправился на восток».
Обращает на себя внимание одна нетипичная черта этого приема. В то время как все еще колеблющимся иностранным послам были оказаны весьма сдержанные почести, на испытанных ветеранов подарки сыпались дождем. Бабур не забыл даже вождя племени, поддержавшего его во время первого путешествия в Кабул. Кроме того, из раджей и прочих первых лиц Хиндустана ни один не был приглашен на ковер для оказания почестей, их место заняли плотогон, смотритель за охотничьими гепардами, канонир и мушкетеры. Бабур никогда не забывал, что самой своей жизнью и завоеваниями обязан лишь небольшой горстке преданных ему людей.
Не мог он стереть из своей памяти и дни своей юности, когда его друзьями были таджики, населявшие хижины Ферганской долины, и горцы, чьими владениями были верхние пастбища, а злейшими тайными врагами – знатнейшие из беков. Как часто в своих воспоминаниях, это выражение переняла у него и Гульбадан, он отмечал, что его народом были высокие и низкие, знатные и простые. Едва ли в других мемуарах давно минувшего шестнадцатого века можно встретить подобное утверждение.
Группа высокомудрых праведников ходжей казалась на этом приеме выходцами с того света. Как часто в свой самаркандский период Бабур прибегал к их поддержке! Среди них был и Ходжа Калан, отозванный из Кабула, где он служил советником двум сыновьям Бабура. Будут ли и его сыновья и его новый двор в Агре так же прислушиваться к мнению служителей религии?
В Хиндустане между знатными и простыми людьми пролегала настоящая пропасть. Султаны Дели разделяли взгляды хиндустанских раджей, однако тюркам и всем остальным последователям ислама была чужда их кастовая система. По всей видимости, Бабур воспринимал ее как курьезный принцип распределения профессий среди ремесленников.
Свойственные Бабуру терпимость и гуманность представляли собой разительный контраст с заносчивостью султана Ибрахима, фанатизмом султана Сикандера и гордыней Рана Санги. Однако царь-дервиш, спустившийся с горных вершин, собирался распространить свое влияние дальше расстеленного перед его престолом ковра. А время шло.
Тигр пробует себя у власти
Особое внимание привлекает отсутствие на празднике целой группы полководцев. Чин Тимур, Кукулдаш, Дженг-Дженг и другие ветераны не явились за своими наградами, что объяснялось их участием в походе в загадочные области Синда, где берега Инда становились песчаными, а свирепые и непокорные афганские племена отбивались от тянущихся к их владениям с целью развязать войну диких белуджей. Заслуженные полководцы успели познакомиться с этими местами, когда, пять лет назад, пытались удержать для падишаха Лахор.
У отягощенного заботами падишаха был лишь один механизм государственной власти, и в неспокойные области он направил военачальников, чтобы положить конец распрям и одновременно выступить в роли джагирдаров[53] и попытаться собрать с населения налоги. Армия все еще находилась на военном положении, и все гражданские чиновники имели одновременно и военные чины. Казначей Вали командовал дивизионом, стареющий библиотекарь Абдулла нес службу в Канвахи.
Как только у Бабура выдалось время для размышлений, он пришел к выводу, что необходимо взять под наблюдение дорогу, связывавшую Агру с Лахором и Кабулом. Тот путь, который привел его в Хиндустан, по-прежнему оставался единственной дорогой жизни среди захваченных им земель, хотя никаких попыток усовершенствовать дорожное полотно до сих пор не предпринималось. Во-первых, следовало обезопасить дорогу сторожевыми башнями, расставив их через определенные промежутки, а также предусмотреть перекладные станции на шесть лошадей. Был издан указ, поручивший их строительство и содержание местным джагирдарам.
Одно нововведение неизбежно влекло за собой другие. В процессе вычисления расстояний между башнями и их высоты могольские военачальники получили на руки результаты измерений, единицы которых отличались от принятых в Кабуле. В пояснениях непонятные меры длины переводились в количество шагов, размахов рук, ширину ладони и даже размер шести пшеничных зерен.
Индийские числительные, служившие для обозначения величин, превосходящих лакх и крор, поначалу откровенно сбивали с толку моголов, привыкших у себя на родине вести счет на сотни и тысячи. До сих пор их ювелирные украшения состояли по большей части из обломков бирюзы или граната, иногда нескольких рубинов, оправленных в серебро. В Хиндустане и Раджастхане они столкнулись с менее яркими драгоценными камнями, способными излучать свет после огранки, – то были алмазы, изумруды и крупный жемчуг, которые не вызывали у них поначалу никаких чувств, кроме легкого любопытства. Подобные сокровища не возбуждали их алчности. Тонкие индийские ткани, муслины и шитая золотом парча казались моголам более подходящими для того, чтобы просто любоваться ими, и им не приходило в голову использовать их для изготовления одежды. Однако их женщины придерживались другого мнения.
