– Будьте осторожны, если продолжите свой путь на северо-запад, – предупреждает он, – отсюда и до Аньси нет ничего, кроме пустыни.
– И как долго тянется этот отрезок? – спрашиваю я, хотя навигатор уже подсказал мне ответ.
Крестьянин морщит лоб:
– Ну, сто пятьдесят ли точно наберется.
У нас с собой три арбуза, несколько дюжин литров воды, четыре лаваша и пара банок с кукурузой и фасолью в томатном соусе. Аккумулятор телефона заряжен под завязку, то есть музыка у нас есть.
Перед нами простирается Гоби. Я вспоминаю, как ужасно она выглядела из окна поезда.
В этом мире нет теней. Дорога покрыта желтой пылью, мы проходим мимо нескольких могильных холмов. Я показываю брату крысиную норку и говорю, что этих зверьков можно ловить в пластиковую бутылку.
Учитель Се напоследок все-таки рассказал мне о своем методе: нужно вырезать отверстие посередине бутылки, положить туда что-нибудь съедобное и отверстием кверху зарыть ее в землю. Если крыса попадется в бутылку, она уже не сможет выбраться обратно, можно заколоть ее ножом и поджарить. Рубен с отвращением отворачивается, я сделал точно так же, когда услышал эту историю впервые. В голове у меня звучит ехидный смех учителя Се.
Да, пока мы не собираемся есть крыс. У нас есть кукуруза в банке, а на земле после нас остаются капли арбузного сока. Вместо панка мы слушаем шлягеры. Под песню «Wann wird’s mal wieder richtig Sommer» дорога переходит в мост, ведущий на другую сторону автобана. Наверху, рядом с перилами мы находим тенистое место, идеально подходящее для того, чтобы сделать остановку и подкрепиться абрикосами. Мы плюем косточками на шоссе. Там есть ямка, и кто туда попадет, тот и выиграет. Я ни разу не попал.
– Болватепа, – смеется Рубен, и он совершенно прав: я и болван, и недотепа – два в одном.
Этим вечером мы ночуем в деревне, в которой всего полудюжины домов. Хозяин киоска размещает нас у себя на заднем дворе в маленькой комнатушке без окон, зато там есть кан, стиральная машина, вентилятор и шнурок, за который нужно потянуть, чтобы включить или выключить лампочку.
Ночью темно и жарко. Мы потеем, лежа на кане, вентилятор не дает прохлады, и в темноте виднеется единственное красное пятнышко, похожее на далекую звезду.
– Как ты думаешь, тебе еще долго нужно идти? – Глуховатый голос Рубена заполняет собой темноту. Я вдруг понимаю, что красная точка – всего лишь огонек стиральной машины.
– Два года, – отвечаю я, – или три.
На следующий день мы по дороге распеваем песни о нашем вчерашнем пути в сорок километров. Сегодня еще жарче, чем вчера, и в наших песнях поется о том, каково это – гадить, сидя в пустыне.
Огурец громыхает, но пока держится.
До оазиса Аньси мы добираемся уже в сумерках. Оазис одаривает нас свежим ветерком и запахом пшеницы и деревьев. Тут имеется ручей, а еще единственный комар, танцующий в свете карманного фонарика. Впрочем, довольно скоро появляется его коллега, потом третий комар, четвертый – вот их уже целое облако. Они налетают на нас, как сибирская пурга. Я бью себя по затылку и чувствую, как моя рука размазывает в кашу сразу несколько насекомых. Я кричу Рубену:
– Переодеваться!
Увы, к тому времени, как мы извлекли и натянули длинные штаны и куртки, нас уже изгрызли с головы до ног. Не надо пояснять, почему мы так радуемся, добравшись наконец до Аньси. Мы несколько дней не мылись, наши одеяния неимоверно грязны. Мы очень устали и сыты по горло комариными укусами. В коридоре большой гостиницы мы оставляем огурец и кабутце и снимаем комнату с душем и кондиционером.
– На сколько ночей? – спрашивает администратор, и я отвечаю:
– Для начала на одну.
Мы скачем от радости, открыв дверь и обнаружив белоснежное постельное белье. Мы моемся долго, очень долго, до тех пор, пока вода не становится прозрачной. До того она была цвета нашей грязи. Потом мы погружаемся в белую мягкую прохладу постелей.
У нас есть чипсы и кола, еще у нас есть диски, полные фильмов, и это великолепно.
Два дня мы лениво переворачиваемся с боку на бок, как тюлени. Потом идем на рынок, покупаем воду, кукурузу в банках и пару лавашей. Мы покупаем циновку, чтобы лежать на горячем асфальте, две пластиковые табуретки и огромный тент от солнца.
– Может быть, нам еще пригодится наш набор для бадминтона? – спрашивает Рубен, и я соглашаюсь:
– Ну конечно! – Сам-то я в это давно не верю.
Потом мы снова укладываемся в постели. Утром, когда мы собираемся продолжить путь, администратор предупреждает нас о песчаной буре.
– Вы действительно хотите идти именно сегодня? – спрашивает она. – Погода не очень хорошая.
Я смотрю на небо: оно голубое и вполне мирное. Я пожимаю плечами, Рубен тоже, и мы выдвигаемся вперед. Но не успели мы выйти из города, как началась та самая буря. Люди поднимают воротники и сломя голову несутся по улице, машины исчезают вдалеке, а светлые столбы пыли спускаются с неба и атакуют дома и дороги.
Я знаю эти столбы, эти пальцы бури.
– Нет, ну буря точно будет, – сообщаю я, и Рубен ухмыляется. Я вижу, как он рад.
Этот песчаный шторм не похож на тот, первый, который я пережил. Нет одного общего темного облака, кружащего над пустыней. Серо-черным стало все небо. Ветер налетает со всех сторон, рвет с нас одежду, сечет маленькими камушками. Вокруг меня вместе с камушками кружится Рубен на своем огурце и кричит что-то, что я сначала не могу разобрать через шум. Он восторженно поднимает большой палец:
– Супе-е-е-ер!!!
Мы добираемся до пропускного пункта. Перед ним построены укрытия, внутри которых торгуют дынями. Продавцы машут нам, приглашая войти, мы оставляем свои транспортные средства в углу и садимся. У наших ног лежат спелые фрукты, снаружи бушует ураган. Я покупаю две хамийские дыни.
– Возьмите еще! – призывает продавщица. – У нас же здесь лучшие дыни во всей стране!
Когда мы снова оказываемся в пустыне, мы оба чувствуем себя плохо. Продавщица снова и снова ставила перед нами фрукты, а когда мы больше не могли есть, она принесла нам сушеные дынные ломтики, такие вкусные и сладкие, какими только могут быть дыни в стране дынь. Солнце забрало у них все, оставив лишь вкус. Мы ели, пока у нас не закружилась голова. Я купил еще пакетик в подарок для родителей Джули, и мы, шатаясь, вышли на улицу.
В бурю.
Нас волнует огурец: он, видите ли, с каждым километром становится все дряхлее, а его тормоза уже давно ушли на пенсию. Их конструкция основана на двух ремнях, которые крепятся прямо к осям и подчиняются рычагу. С каждым километром оба ремня провисают все ниже и ниже.
Мы бредем по шоссе через пустыню. Шоссе на холмике примерно в полтора метра высотой, его бока скошены, через равные расстояния под ним проходят трубы.
