«Потом Любимов меня встретил: зачем ты передал Высоцкому? — рассказывал Иван Сергеевич. — Я даже опешил: а как вы думали, он останется в неведении, а я буду где-то тайно репетировать его роль? Провокационная была ситуация. Но надо знать Юрия Петровича. Он подключил писателей — Абрамова, Можаева, свою жену Людмилу Васильевну. Она смеялась мефистофельским смехом: «Ха- ха! Юра, он не хочет играть Гамлета!» Я отказывался: ну как вы себе представляете, вот сядет Бортник у стены с гитарой?» С таким же успехом меня можно посадить на сцену с баяном или гуслями — ну и что дальше?.. Длились увещевания долго — около двух лет.
Слава богу, Золотухин согласился, и от меня отстали... Когда на улицах города появились афиши с надписями: «Гамлет — Валерий Золотухин», люди сжигали плакаты... «Мы с Володькой подходим к репертуарной доске, а там приказ — «Назначить на роль Гамлета Золотухина». «Вань, посмотри», — не поверил Высоцкий. Он долго стоял у доски. Я помню, как дергался его подбородок. Потом мы сели в машину. Всю дорогу он молчал, смотрел в одну точку. Спустя некоторое время он прошептал: «Черт, е... твою мать, этого не может быть».
Может.
Но ведь маска Гамлета уже абсолютно и навсегда приросла к лицу и судьбе Владимира Высоцкого. В «Гамлете» он, конечно, сыграл себя. Играл смерть Гамлета — и получил смерть... Или выиграл?»
«ПОЧЕМУ ВСЕ НЕ ТАК? ВРОДЕ ВСЕ, КАК ВСЕГДА..»
Весь «гамлетовский» период — от начала репетиций до премьеры — отношения с кино у Высоцкого не складывались: уж слишком «прожорлив» оказался принц. Но по этому поводу Владимир не очень переживал.
Ну, не утвердил худсовет его пробы в новом фильме Полоки «Один из нас» — жалко, конечно, но не смертельно. Сценарий — далеко не шедевр. Желание Полоки продолжить эксперименты, начатые в «Интервенции», на новом материале, — не внушало доверия. Обидно было другое: на заседании худсовета этот Сиплый, народный артист Советского Союза Санаев, публично заявил, что Высоцкий, этот полушпана, полуартист, выступающий на каких-то подпольных вечерах, не достоин выступать в роли героя советской разведки. И якобы зампред КГБ Филипп Денисович Бобков, куратор культуры, пообещал «башку оторвать» кинобоссам Романову и Баскакову, если они утвердят Высоцкого на роль Бирюкова в этой картине. Это уже был звоночек малоприятный. Получается, не напрасно в свое время пел: «Мою фамилью-имя-отчество прекрасно знали в КГБ.»
А вот с фильмом братьев Климовых «Спорт, спорт, спорт» сам все испортил. Замысел авторов — показать мир спорта изнутри, с изнанки, уже сам по себе был любопытен. Климовы внушали уважение и доверие. За плечами старшего из братьев, Элема, была блестящая картина «Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен». А Герман, хотя и был только начинающим сценаристом, зато знал спорт как свои пять пальцев, будучи известным легкоатлетом, неоднократным призером чемпионатов СССР по прыжкам в длину и десятиборью.
Высоцкий встретился с братьями и быстро уловил суть уготованной ему роли: сделать отдельный эпизод картины, подать как некий философско-поэтический спор о спорте, столкновение двух взглядов, но не прямое, плоскостное, а создающее объем. Один поэт, говоря о реалиях спорта, о его вышибающих искры парадоксах, гнет свою линию наступательно, жестко и зло, другой, не вступая с ним в полемику, отвечает возвышенно и косвенно, говорит о духовной подоплеке поражений и побед, о потаенной сути спорта... Они видели так первый поэт — Владимир Высоцкий, его оппонент — Белла Ахмадулина. Как идея? Здорово, только и смог ответить Высоцкий. Но выдвинул условие: рассказать ему о спорте все без утайки!
Драматургия спорта занимала его. Высоцкий буквально вцепился в Германа, детально выспрашивая обо всех тонкостях прыжков в длину, что такое «заступ», почему с заступом прыжки у него, как назло, были самыми дальними и до заветных восьми метров Ой так не допрыгался. А коль Герман занимался еще и десятиборьем, то страшно интересовался другими видами: почему все прыгают с левой ноги в высоту, а левши только с правой. Какая психология у марафонцев и чем она отличается от психологии спринтера?» Метатель молота, почему именно молот?
Потом они еще пару раз встречались, обсуждали детали. Высоцкий даже принес кое-какие наброски: «Спорт — это как прыжок в высоту: одно мгновение наверху — и вниз. Взлет и падение, взлет и падете. Плюс на минус. Ноль. Никакого смысла. Так зачем это нужно?.»
И вдруг пропал, сказали: уехал. А сроки поджимали. Наконец, звонок все, завтра встречаемся и работаем всю ночь. Назавтра *(ушел в пике»... Ждать уже было нельзя, эпизод сделали без Высоцкого. Потом он пришел, страшно переживал, винился... Но была еще одна причина для отказа, о которой Владимир умолчал. В климовском эпизоде он увидел некоторый повтор. В «Антимирах» Вознесенского у них со Смеховым уже был использован подобный прием — диалог циника и романтика — «Как-то раз в тени печальной возлежал я возле чайной...».
Ладно, не получилось, так не получилось. Зато Герман Климов вооружил его такими познаниями, что вскоре спортивные песни просто сплошным блоком пошли — и про прыгуна в длину, и про прыгуна в высоту, и про метателя молота, и про марафонцев, и про футбольного вратаря...
А нереализованной идеей Элема — свести в духовном противостоянии Высоцкого и Ахмадулину — через некоторое время попыталась воспользоваться его жена, Лариса Шепитько, тоже первоклассный кинорежиссер. Она задумала делать фильм по сценарию Шпаликова «Ты и я», и в качестве любовного дуэта остановилась именно на Владимире и Белле. Но возникли различные помехи. Вот тут Высоцкий уже по-настоящему сожалел об утраченном...
Как и о том, что пришлось поставить жирный крест на идее Романа Виктюка сделать с ним и Ритой Тереховой шекпировский цикл на телевидении. Целых семь ролей! Даже начали работать. А потом, как рассказывал Роман, какой-то телевизионный начальник встал в позу: мол, он никогда не покажет этого говна советским зрителям.
Генеральный директор «Мосфильма» Николай Сизов в отличие от своих коллег не собирался никому откручивать голову, никого не называл «полушпаной» и «говном». Просто за день до начала съемок фильма «Земля Санникова» вежливо, но твердо сказал режиссерам: «Его не надо», имея в виду исполнителя роли главного героя картины Высоцкого. Один из режиссеров, Альберт Мкртчян, робко поинтересовался: «А почему?» — «Не подходит он вам». — «Но если режиссер я, то мне он подходит». Сизов вздохнул и сказал тугодуму: «Слушайте, вы что, не понимаете? Он вам не подходит».
Потом поручил своим помощникам: придумайте что-нибудь, скажите, что Высоцкого нельзя снимать. Его... вчера по западному радио крутили. Мкртчян, услышав эту версию, заткнулся, и в фильме не стало не только самого Высоцкого, но и его песен. Словно предощущая нечто подобное, поэт выкрикивал в пустоту свои каверзные вопросы:
