— Это ты из меня слезу выжимаешь, Володя, — сказал Назаренко, когда Высоцкий закончил петь.
А подвыпивший Высоковский принялся давать советы: «Володя, тебя надо читать. Ты своей гитарой забиваешь слова. А тебя надо читать!!!»
— Ну, почитай, — улыбнулся Высоцкий.
Зиновий стал читать: «Был шторм. Канаты рвали кожу с рук И якорная цепь визжала чертом...» Наступила пауза, и, прервав молчание, Владимир вновь улыбнулся и сказал: «Марина, меня может читать только Зяма...»
Она была благодарна Владимиру за отношение к ее сыновьям: «Он открыл им Россию. Если бы не он, им, может быть, никогда бы и не довелось ее увидеть... Володино влияние было колоссальным. Мои сыновья обожали его, если не сказать — боготворили. Он не был им отцом по крови, но они, может быть, даже сильнее, чем можно любить отца, любили его — как друга, своего парня, как брата... Особенно любил его мой младший — Володька...». «Они тогда были маленькие и тянулись к Володе, как крошечные зверечки, ласкаясь и получая нежность и ласку, доброту и сердечность, — вспоминала Марина. — И только потом, позже, когда подросли, поняли, с каким человеком их свела судьба, великим человеком, которого они и поныне называют отцом. Хвастают, словом...»
Когда ее средний — Пьер-Петька увлекся игрой на гитаре, Владимир подарил ему свой инструмент. С его легкой руки юношеское увлечение сына Влади позже стало его профессией.
В сентябре Таганка выехала на гастроли в Киев. Репетиции «Гамлета» продолжались в «походных условиях» — в перерывах между плановыми спектаклями. Плюс к этому концертные выступления — за последнее время новые песни шли какой-то лавиной, одна за другой. После выступления в Доме ученых к нему подошла женщина, представилась — Наталья Преображенская, научный сотрудник Института микробиологии и вирусологии, предложила выступить у них.
— Так вы же меня слышали, зачем же еще приглашаете?
— Хочу поделиться с другими! — ответила киевлянка.
Пока ехали, Наташа предупредила, чтобы поэт не удивлялся, когда увидит «товарищей ученых» не в белых халатах, а в фуфайках и сапогах — многие приедут прямо с уборки картошки. Он только усмехнулся: «Знакомая картина».
В актовом зале было не протолкнуться — стоять было негде. Пел Высоцкий, как обычно, полтора часа. «В конце Владимир Семенович, — вспоминала Преображенская, — сказал: «Мне тут Наташа рассказала, что вы были на картошке. Обещаю вам, что к следующему выступлению, если, конечно, вы меня пригласите, обязательно напишу песню об этом...»
Слою он сдержал. И вскоре инструктировал «доцентов с кандидатами»: «Автобусом до Сходни доезжаем, а там — рысцой, и не стонать! Небось, картошку все мы уважаем, когда с сольцой ее намять!»
В день прогона «Гамлета» в кабинете Любимова сидел Евгений Евтушенко. Обе часовые стрелки упали вниз — половина седьмого. Высоцкого в театре еще не было. Любимов вышел встречать очередных гостей.
« —Вдруг раздается звонок, — рассказывал позже Евтушенко, я снял трубку и услышал:
— Это Володя. Кто говорит? Женя? Только не надо Юрия Петровича звать Женечка, я вчера немножко загулял, ребята хорошие попались, пилоты. Они меня умыкнули во Владивосток, а тут погода нелетная. Ребята пообещали, что завтра меня привезут. Женя, уговори Юрия Петровича, попроси прощения за меня. Ну, сделай что-нибудь.
Объяснил:
— Володя не виноват, простите его, ради бога.
Любимов начал кусать ногти и сказал:
— Единственная возможность, как ты можешь его выручить — давай объявим вечер твоих стихов. Тогда никто не уйдет».
Вероятнее всего, так и было. Но кое-кто все же ушел.
Мой финиш — горизонт, а лента — край Земли.
Я должен первым быть на горизонте!
Он говорил об этой своей песне: «Она родилась по ночам... Может быть, в связи с тем, что у меня была премьера «Гамлета». Я играл Гамлета, и у меня были такие серьезные намерения, настроения. И в связи с этим такая серьезная песня...» Как молитва:
Но тормоза отказывают — кода!
Я горизонт промахиваю с хода!..
В канун премьеры «Гамлета», окончательно назначенной на 29 ноября, Любимов, Боровский, Высоцкий, само собой, ведущие и неведущие исполнители, все, как один, «легли на дно, чтоб не могли запеленговать» ни друзья, ни родственники, ни знакомые Просвещенные рабочие сцены пытались применить на практике испытанные приемы зощенковского монтера-шантажиста. Ценность невесомого квиточка на премьеру «Гамлета» измерялась в каратах.
...В глубине сцены у белой стены сидел Высоцкий и перебирал струны гитары. Он чувствовал себя, как на лобном месте. Выходят остальные герои, каждый с траурной повязкой. Неторопливо начинают свою печальную работу могильщики. Кричит петух — и настает час Высоцкого.
Гул затих Я вышел на подмостки...
Потом будет очень много рецензий. Но самую лаконичную и точную оценку дал в первый же вечер главный советский кинематографический Гамлет Иннокентий Смоктуновский: «Это можно принимать, можно не принимать, но с этого дня играть Гамлета так, как играли раньше, уже нельзя».
Даже двадцать лет спустя после таганской премьеры, когда Любимов ставил «Гамлета» на родине Шекспира, он мысленно возвращался к образу, созданному Владимиром Высоцким, и говорил, что исполнитель главной роли Даниэл Уэбб «чем-то похож на Высоцкого и даже играл в черном свитере, который был так к лицу Владимиру. На афишах и в программках театра Хеймаркет значилось «У. Шекспир — «Гамлет» — Памяти Владимира Высоцкого».
***
Высоцкий говорил: «Я бы хотел, чтобы зрители, встречаясь с Гамлетом в зале нашего театра, волновались, как и я, чтобы они понимали, как труден и драматичен путь к гармонии человеческих отношений...»
За десятилетие жизни принца Датского на таганской сцене он менялся. Вначале для него не существовало проблемы «Быть или не быть?». Только — «Быть!». А в конце Гамлет Высоцкого — мудрый усталый философ, перед которым стоят вечные вопросы и на которые нет ответа.
На то были причины внутренние и внешние. Высоцкий, птица вольная и независимая, то скрывался в неизвестном направлении, ТО срывался. Любимов сатанел: «Ему наплевать на театр!» Искал выход из «мышеловки».
— Иван, — не выдержав, обратился к Бортнику. — Я не могу зависеть от вашего друга Высоцкого. Я прошу вас... играть Гамлета. У вас одинаковое качество темперамента, и мне не нужно будет перестраивать спектакль...
При случае Бортник рассказал о планах шефа Владимиру. «А х..., играй», — сказал тот совершенно спокойно.
