при Всесоюзной академии архитектуры, куда свозились детали разрушаемых в Москве памятников русского зодчества — храма Христа Спасителя, Триумфальной арки, Сухаревой башни. Щусев консультировал этот музей, открытый главным образом для специалистов.
Масштаб разрушений, вызванных Великой Отечественной войной, обозначил жизненную необходимость в расширении деятельности по изучению архитектурного наследия, благодаря чему Щусеву удалось воплотить в жизнь свою многолетнюю идею о создании полноценного музея, открытого для всех желающих. Он же и стал первым директором вновь образованного Музея русской архитектуры, и по сей день располагающегося на Воздвиженке. Удивительно, откуда у Щусева брались на всё силы и время, не зря в дружеских беседах иногда он называл себя «вечным стахановцем».
Ученик Щусева, архитектор Николай Дмитриевич Виноградов, рассказывал на заседании ученого совета музея в 1950 году:
«Как всем вам известно, 24 мая 1945 года товарищ Сталин в беседе с генералами, победившими Гитлера, высказал свою мысль о делах и заслугах русского народа. Я думаю, что под впечатлением этой речи и возникла идея создания Музея русской архитектуры в Управлении по делам архитектуры, и я думаю, что не без участия Алексея Викторовича, — очевидно, он принимал участие в этих делах. Во всяком случае, Управление по делам архитектуры вошло с ходатайством в Совет Министров РСФСР (тогда еще Совнарком), а Совнарком РСФСР обратился в Совнарком СССР об организации Музея русской архитектуры, и 12 октября 1945 года Совнарком СССР разрешил Совнаркому РСФСР организовать Государственный музей русской архитектуры в Москве. Собственно, с этого года и можно считать, что началось рождение музея.
Был проведен ряд совещаний в Комитете по делам искусств и в других органах, где выносились решения о создании межведомственной комиссии, которая должна рассмотреть все фонды музеев, выделить из них необходимые материалы для организации Музея русской архитектуры и т. д. Это продолжалось до 10 мая, когда было утверждено положение о музее в Управлении по делам архитектуры, определявшее его задачи и цели. И только 16 марта 1946 года Совнарком РСФСР утвердил Алексея Викторовича директором музея.
Когда Алексей Викторович вступил в свои обязанности, в это время уже существовал небольшой штат сотрудников музея. Их было шесть человек: заместитель директора, четыре научных сотрудника и заведующий хозяйственным отделом. Коллектив этот размещался в той комнате, в первом этаже, которую многие из нас помнят. На улице висела вывеска: «Дирекция Музея русской архитектуры».
В таких условиях и пришлось начинать работу Алексею Викторовичу. Причем, как известно, Алексей Викторович обладал большой демократичностью. Он с первого же дня поставил себе за правило все вопросы решать коллективно. Причем, придавая огромное значение Музею русской архитектуры, он, будучи страшно занят работой (объем его работы, как вы знаете, неограничен, — кажется, нет ни одного учреждения в Москве, связанного с искусством и архитектурой, где он не принимал бы участия), сразу определил день в неделю, который точно зафиксировал, и аккуратнейшим образом приезжал в этот день, в определенные часы и занимался с коллективом музея. Причем каждая такая встреча с Алексеем Викторовичем всегда вселяла бодрость и энергию в сотрудников при разрешении всяких запутанных вопросов, а таких вопросов было очень много.
Причем, понимая хорошо, что получить сотрудников со стажем, со званием и т. д. на те оклады, которые установлены у нас в музее (а музей волей Управления по делам архитектуры приравнен к второй категории, т. е. нечто вроде краеведческого музея), мудрено. Алексей Викторович, подбирая кадры, искал энтузиастов, которые заражены идеей создания Музея русской архитектуры. Таких людей он привлекал. И таким образом, осторожно подбирая сотрудников, собралось 11 человек научных сотрудников музея, вместе с самим Алексеем Викторовичем. По положению о музее у нас должно было быть что-то около 25 человек, но, когда последовал указ о снятии всех незамещенных должностей, тут все это было срезано и остались 11 человек, которые и пребывают по сей день. С этим небольшим штатом и пришлось Алексею Викторовичу разрешать все вопросы, связанные с организацией музея.
Под его наблюдением и при его подталкивании был составлен тематический план, причем этот план был иллюстрирован графикой в помощь тексту, были сделаны чертежи всех стен залов музея и все эти стены были заполнены нарисованными экспонатами, — что там должно быть, согласно тематическому плану. Этот тематический план со всеми приложениями был доставлен в Управление по делам архитектуры и там доложен в Коллегии, которая его и утвердила.
На научных сотрудников музея была возложена задача выявить, что же существует в природе для того, чтобы создать Музей русской архитектуры. С этой целью наши сотрудники командировались в Ленинград, где они обследовали фонды музеев, а также в московские музеи и архивы, в учрежденческие архивы и т. д. Конечно, не обходилось дело и без курьезов. Так, некоторые государственные музеи наших сотрудников не подпускали к своим фондам, хотя распоряжение гласило четко и ясно: выделить из фондов то, что у них не находится в экспозиции. Пришлось прибегать к разным способам, чтобы получить сведения об этих фондах: изучались каталоги выставок, которые устраивались тем или иным музеем, пользовались, конечно, и знакомствами, чтобы так или иначе проникнуть в эти фонды. В результате был составлен огромный список того, что было учтено…
Алексей Викторович всегда настаивал, что наша экспозиция должна быть представлена только в лучших образцах. Мы никакие второстепенные памятники не должны использовать. Мы должны показывать только первоклассную архитектуру, в которой совершенно ясен ход русской архитектуры» [159].
Здание, в котором расположился Музей архитектуры, подобрал сам Щусев, оно было известно как усадьба Талызиных, построено в XVIII веке. Автор, по всей видимости, принадлежит к кругу Матвея Казакова [160]. Новоселье музея довольно долго откладывалось до тех пор, пока Щусеву не пришлось вмешаться, причем на самом высоком уровне:
«Вот пример деятельности Алексея Викторовича: вы все знаете, что он строил здание Министерства внутренних дел. А в этом здании, где мы находимся, помещалось общежитие сотрудников Министерства внутренних дел. Об освобождении этих залов хлопотало Управление по делам архитектуры бесчисленное количество раз, но никакого результата не было. В 1947 году Алексей Викторович отправился лично к министру, с ним поговорил и, приехав оттуда, сказал, что через месяц мы это помещение получим. Правда, ровно через месяц пришел их комендант и просил дать отсрочку на один день, и они это помещение освободили. Надо заметить, что это помещение было в таком состоянии, что трудно себе представить…» [161]
Щусев привлек к работе в музее многих незаурядных людей, среди которых был и репрессированный Александр Габричевский, а также Абрам Эфрос, Давид Аркин, Александр Пастернак и другие историки, искусствоведы, архитекторы, нашедшие здесь
