Всего Тэтчер произвела более шестидесяти перемен в составе правительства, в том числе двенадцать в кабинете министров, насчитывающем двадцать одного члена. Она утверждала, что эти перемены не означают смещения идеологического баланса еще дальше вправо; но это было явной неправдой. За исключением неперестроившегося и «сырого» Питера Уокера, которого она сохранила, назначив на пост министра энергетики, новое правительство состояло исключительно из людей, целиком и полностью разделявших ее идеи. Теперь революция могла двигаться вперед.
Но на деле произошло прямо противоположное. Второй срок пребывания Тэтчер у власти начался на ноте какой-то нерешительности, которая, за немногими исключениями, задала тон последующим четырем годам. Изжить социализм оказалось не так-то просто. Экономические предпосылки для этого были заложены. Была сформирована и команда, готовая следовать ее приказам. Однако создавалось впечатление, будто после проведенной перетряски кабинета Тэтчер не представляет себе, каким должен стать следующий этап. Отчасти заминка была связана с ее здоровьем. Тэтчер отличается на удивление крепким здоровьем. Но тем летом, сразу же после победы на выборах, пришлось делать операцию на отслоившейся сетчатке правого глаза, беспокоившего ее во время избирательной кампании; и это снизило ее активность в то лето. Выявилось также, что она не очень хорошо подготовлена ко второму сроку пребывания у власти. Выборы пришлось проводить спешно и раньше, чем хотелось, и она не успела выработать стратегию второго периода. Манифест лейбористов был посмешищем для всех. Но и платформа консерваторов была топорной работы — анемичный документ, не отмеченный ни страстью, ни видением перспективы, которыми был окрашен первый срок.
К тому же в правительстве разразился скандал. «Дитя любви у председателя тори», — вопили заголовки «Дейли миррор». «Я — отец ребенка секретарши», — трубила «Дейли экспресс». Речь шла о любимце Тэтчер — Сесиле Паркинсоне, члене кабинета министров, руководителе ее избирательной кампании и человеке, осуществлявшем в период фолклендской войны связь между военным кабинетом и парламентом. Паркинсон нравился Тэтчер тем, что был убежденным и преданным ее сторонником, организованным и энергичным и в то же время обаятельным в своей вульгарности, приятным и привлекательным внешне человеком. Никто в правительстве не мог подшутить над Тэтчер так удачно, как Паркинсон, который, после смерти Эйри Нива, был одним из наиболее близких к ней и доверенных лиц и одним из очень немногих политиков, кого регулярно приглашали на уик-энды в Чекерc. Паркинсон знал, как от нее можно добиться чего-либо шуткой или уговорами, привлечь ее внимание политическими деталями или сплетнями, польстить ей как женщине. (Френсис Пим признавал, что, поскольку у Тэтчер были мужской ум и мужская должность, он всегда относился к ней как к мужчине. По словам Пима, его жена говорила ему: если бы он относился к Тэтчер как к женщине, он бы не потерял свое место.)
Паркинсон был самой быстро восходившей звездой кабинета, даже несмотря на то, что большинство коллег по кабинету активно не любили его и относились к нему с пренебрежением, считая его ограниченным человеком. Его признание в связи со своей секретаршей означало, что премьер-министр, подумывавшая о назначении его министром иностранных дел — самый важный и престижный пост после премьер-министра, — должна была отказаться от этой мысли. Однако она решила все же поддержать его. Паркинсон был далеко не первым консерватором, замешанным в скандале такого рода. В Вестминстере привычно шутят, что лейбористы попадают в скандалы на почве пьянства, а тори, по традиции, — на почве секса. Тэтчер, в окружении которой и так было не очень много тех, кому она бы доверяла, хотела, чтобы Паркинсон оставался в составе кабинета, тем более что он не намеревался разводиться с женой. «Сесил, как я могу просить тебя покинуть кабинет из-за того, что ты не разводишься с женой, в то время как несколько членов кабинета оставили своих жен? Ты сделал ошибку. Я не осуждаю и не критикую, я констатирую факт» {3}.
Поддержка Паркинсона была естественной для Тэтчер и обнаруживала еще одну грань ее характера: нет союзников более лояльных, чем Тэтчер. Она поддерживала коллег, которых обвиняли в магазинных кражах и гомосексуализме. Она постоянно помогала попавшим в беду. Такое поведение — проявление присущего Тэтчер особого материнского инстинкта, редко оказывающегося в поле зрения наблюдателей. Испытывая мало уважения к собственной матери, она весьма далека от традиционного типа родительницы. Она не обременяла своих детей чрезмерной материнской заботой и управляла Британией отнюдь не в материнском стиле. Но она с готовностью проявляла материнское отношение к политическим союзникам, особенно когда они вели себя как малолетние мальчишки — качество, которое, по ее мнению, способно при первой возможности прорваться наружу у большинства мужчин. Есть в этом ее инстинкте и нечто от няньки. Однажды, например, на заседании кабинета министров она приказала министру финансов Найджелу Лоусону постричься. Но она способна не только воспитывать, но и утешать.
«Она как мать, — говорит Тим Белл. — Вы возвращаетесь домой, в чем-то опростоволосившись, она обнимает вас, прижимает к себе и говорит: "Ну ничего, глупышка!"». Подобная теплота никогда не демонстрируется публично, но, добавляет Белл, «в личных контактах она умеет очаровывать» {4}. Лорд Кинг, председатель правления авиакомпании «Бритиш эрвейз», один из самых жестких, непробиваемых и талантливых руководителей английских компаний, менее всего склонный поддаваться такому очарованию, тоже отзывается о премьер-министре подобным же образом. «В конце концов ей почему-то рассказываешь все, и хорошее, и плохое, — как своей матери или лучшему другу. Поговорить с ней, когда у вас есть какие-то трудности, — это все равно что сходить на исповедь: испытываешь потом облегчение, даже если не добился того, чего хотел» {5}. Паркинсон вышел со своей исповеди утешенный и сохранив должность. Он потерял ее неделей позже, после того как его любовница предала гласности дополнительные подробности об их романе, в том числе и то, что он обещал на ней жениться, но взял это обязательство назад, узнав, что она ждет ребенка.
Тэтчер было трудно уволить Паркинсона. Не только из-за грязности самого скандала, но и потому, что в нем оказался замешан человек, который ей нравился и который, возможно, был неравнодушен к ней самой. Нет никаких свидетельств того, что Тэтчер хоть раз дала основания для малейших двусмысленностей на этот счет; но Паркинсон был мужчиной того типа, который нравился Тэтчер. «Она от него без ума, — говорил бывший член кабинета, в течение многих лет непосредственно наблюдавший за их взаимоотношениями. — У него есть все, что ей нравится в мужчине: он преуспевает, добился этого сам, он умен, красив, сексуален и знает, как дать ей почувствовать, что она женщина».
