большевистской военной организации, которая работала во время июльского восстания. Почти все они были арестованы, но усердно освобождались Министерством юстиции и, выходя из тюрем, начинали теперь с удвоенной энергией подготовлять новое восстание. С особенной похвалой отзывается об их работе Троцкий в своей книге «Октябрьская революция» и замечает: «Все они предоставили себя в распоряжение Военно-революционного комитета и назначались на самые ответственные и боевые посты».
В первые же дни после сформирования Военно-революционного комитета, а именно 21 октября, благодаря умелой агитации Бронштейна и его сторонников общее собрание полковых комитетов Петербургского гарнизона приветствовало образование Военно-революционного комитета и обещало ему «полную поддержку во всех его шагах к тому, чтобы теснее связать фронт с тылом в интересах революции» [156].
Это был большой успех Бронштейна как председателя комитета, залог успеха всего дела, так как, будучи санкционирован представителями гарнизона, комитет являлся уже авторитетным органом для всех войсковых частей Петербурга.
Одновременно с организационной работой шла усиленная агитация. Устраивались непрерывные митинги на заводах, в казармах, в Народном доме, в цирках «Модерн» и «Чинизелли». Выступали все лучшие ораторы большевистской партии. Подготовку к восстанию не скрывали. К нему призывали открыто, не указывалось пока только дня. На одном из тех митингов в цирке «Модерн», где выступала Коллонтай, кто-то крикнул: «Что будет 20 октября?» Коллонтай ответила: «Будет выступление. Будет совершен переворот. Будет свержено Временное правительство. Будет вся власть передана Советам!» Толпа аплодировала. Один член Центрального комитета откровенно заявил корреспонденту «Общего дела», что партия ведет агитацию за свержение Временного правительства открыто, что тот на следующий день и поместил в своем органе.
12 октября на большом солдатском митинге в Смольном, где происходил съезд представителей Советов Северной области, все ораторы высказывались за свержение правительства и переход власти к Советам, что и было резюмировано в заключительном слове председателя Крыленко.
Газеты всех оттенков печатали ежедневно какие-либо данные о предстоящем выступлении. Большевистские прокламации в огромном количестве экземпляров распространялись по фабрикам, заводам, казармам. Все и повсюду только и говорили о восстании, Бурцев почти ежедневно писал негодующие статьи, взывая к правительству.
«Ленин, Зиновьев, Троцкий, Рязанов, Коллонтай, Нахамкес и их товарищи большевики, – писал он 12 октября, – грозясь нам новыми преступлениями против свободы, права и республики, назначают даже дату. Они черпают главную свою силу в безволии власти. Они бывают сильны только благодаря потаканию им Керенского, Малянтовича, Верховского, Полковникова, благодаря трусливости и пассованию власти перед ними… Благодаря их преступной агитации жизнь Петербурга расстроена еще больше, чем она была расстроена до сих пор, и голодный, больной и страдающий Петербург дорогой ценой расплачивается все эти дни за преступную деятельность Ленина, Троцкого и Ко!» [157]
Своего апогея агитация достигла в так называемый «День Петербургского Совета», который был назначен днем сбора на советскую газету, в действительности же это был день смотра сил, дававший возможность собраться всем единомышленникам на легальной почве, по легальному поводу. Это был колоссальный «митинг-концерт» июльского восстания, но только в неизмеримо более грандиозных размерах. Это была сотня тех митингов.
Агитация ко «Дню Совета» достигла такого напряжения, что публика ожидала вооруженного выступления именно в тот день. В самый день 22 октября во всех общественных местах шли собрания. Выступали большевистские ораторы, левые социалисты-революционеры и анархисты.
«Десятки тысяч народа омывали волнами здание Народного дома, – описывает тот день Троцкий, – перекатывались по коридорам, заполняли залы. На железных колоннах висели огромные гирлянды человеческих голов, ног, рук, как гроздья винограда. В воздухе царило то электрическое напряжение, которое знаменует наиболее критические моменты революции. „Долой правительство Керенского! Долой войну! Вся власть Советам!“» [158]
Настроение достигло высшего напряжения, когда появившийся на трибуне Троцкий в исступлении потребовал от толпы клятвы, что все будут бороться до последней капли крови за захват власти, тысячи рук потянулись кверху. Наэлектризованная, не менее исступленная, чем оратор, толпа клялась…
«Кампания была уже, в сущности, выиграна, – говорил про тот момент позже Троцкий, – оставалось нанести призрачной власти последний удар».
Смелость Военно-революционного комитета росла, 22 октября его представители явились в штаб округа и потребовали права контролировать распоряжения штаба с решающим голосом. Им отказали. Тогда Петербургский комитет Совета отдал приказание по гарнизону, что никакие распоряжения, не подписанные Военно-революционным комитетом, не действительны, а 23 октября обратился к столичному населению со следующим объявлением:
«К населению Петрограда
К сведению рабочих, солдат и всех граждан Петрограда объявляем:
В интересах защиты революции и ее завоеваний от покушений со стороны контрреволюции, нами назначены комиссары при воинских частях и особо важных пунктах столицы и ее окрестностей. Приказы и распоряжения, распространяющиеся на эти пункты, подлежат исполнению лишь по утвержению их уполномоченными нами комиссарами. Комиссары, как представители Совета, неприкосновенны. Противодействие комиссарам есть противодействие Совету рабочих и солдатских депутатов. Советом приняты все меры к охранению революционного порядка от контрреволюционных и погромных покушений.
Все граждане приглашаются оказывать всемерную поддержку нашим комиссарам. В случае возникновения беспорядков им надлежит обращаться к комиссарам Военно-революционного комитета в близлежащую воинскую часть Военно-революционного комитета при Петербургском Совете рабочих и солдатских депутатов» [159].
В этот день Военно-революционный комитет одержал большую победу – на его сторону перешла Петропавловская крепость. Вопрос о гарнизоне крепости очень смущал комитет, и с целью разрешения он был поставлен на обсуждение экстренного заседания комитета, собранного в ночь на 23-е число.
Комиссар крепости Тер-Арутюнянц доложил собранию, что комендант крепости отказывается его признать и грозит арестом, во исполнение приказа штаба округа.
По всестороннем обсуждении вопроса одним из членов комитета был внесен проект о введении в крепость двух рот самого яркого по большевизму в гарнизоне Павловского полка, который бы, таким образом, еще до восстания фактически овладел бы крепостью. Этот проект был отклонен. Было решено организовать 23 октября митинг для гарнизона крепости и постараться склонить гарнизон на свою сторону доводами и убеждениями. Провести митинг было поручено Бронштейну и Лашевичу. Они выполнили эту миссию блестяще. Гарнизон крепости встал на сторону большевиков и принял соответствующую резолюцию. Его пока еще неофициальным комендантом был назначен прапорщик Благонравов, поддерживавший все время большевистски боевое настроение гарнизона.
Принимались последние меры к привлечению других, еще колеблющихся частей: к казакам, к семеновцам и самокатчикам были посланы лучшие агитаторы и ораторы. Полки решили выступить за большевиками.
Вечером 23 октября в Смольном происходило заседание представителей Петербургского гарнизона с участием прибывших на съезд Советов фронтовых делегатов. Все требовали свержения правительства и введения власти Советов. На заседании Петербургского Совета раздавались те же единодушные требования. Троцкий, уже не скрываясь, говорил о восстании. «Если правительство, – говорил он, – 24-мя или
