Мозар-бей и сотрудники турецкого консульства проявляли живой интерес к деятельности необыкновенных русских гостей. С помощью здешнего коваса (прислуги) Муми удалось приобрести для этнографической коллекции – куда уже вошли ритуальные деревянные башмаки – караиф, бубен – карабо для исполнения духовных стихов, старинные опахала – зимбисигайя из листьев банана и прочие редкие вещи, – уникальный набор переплетных инструментов харрарских мастеров-книжников. В заведенном реестре рабочего блокнота Гумилев с гордостью фиксировал:
«Лебебкай – набор инструментов для переплетного мастерства в холщовом мешке. Три орнамента из кожи носорога, которые надавливают на сырую кожу переплета, четыре деревянных инструмента для тисненья и подравниванья. Цена 3 таллера. Харрар».
«Джедди – пять старых переплетов, один портфель для бумаг, один пергаментный транспарант. Цена 1 т. Харрар».
А 18 мая, после появления на аудиенции у Мозар-бея знатного посланца племени габраталь, обитающего на юге Сомалийского полуострова, в гумилевском реестре появилось описание вещей иного рода:
«Каисо – лук с веревочной тетивой, при нем гобойя, колчан с приделанными к нему двойными ножнами для кинжалов и с пятью отравленными и тремя неотравленными стрелами – фаллат. Из лука стреляют, держа его перпендикулярно к земле и рогами к себе; стрелу держат между согнутыми указательным и средним пальцами правой руки. Лук выделывается и употребляется в центре Сомалийского полуострова; исчезает с каждым днем. Стрелы отравляются специальными мастерами, которые живут в пустыне и скрывают не только секрет приготовления яда, но и самое ремесло, так как их презирают, как людей, получивших свое знанье от дшиш – злых духов. Харрар. 8 т.»
У сомалийского воина удалось добыть расшитый пояс – бистум, который вожди надевают на голое тело во время походов и сражений, и боевой щит из кожи носорога. Визит габратальца внушил Гумилеву мысль выбраться из Харрара на земли сомали: «Мы решили, что Харрар изучен, насколько нам позволяли наши силы, и, так как пропуск мог быть получен только дней через восемь, налегке, т. е. только с одним грузовым мулом и тремя ашкерами, отправились в [город] Джиджига». Этот поход состоялся в конце мая и длился неделю. Отчета о нем не сохранилось, но сложно представить, что Гумилев и Сверчков решились бы на столь длительную вылазку сам-друг, без оружия и даже без необходимых для перемещения по абиссинским дорогам документов. По всей вероятности, речь шла о присутствии обоих в свите габратальского вождя, либо в свите самого Мозар-бея, вспомнившего о проектах «тюркизации» адалей и решившего лично познакомиться с сомалийскими мусульманами-шангалями. Так или иначе, но к началу июля Гумилев и Сверчков благополучно вернулись в Харрар с богатыми трофеями, составившими отдельную этнографическую коллекцию. Судя по ее описи, русским путешественникам, среди прочего, посчастливилось попасть на местную свадьбу:
«Дчеба – кнут; им жених ударяет невесту в день свадьбы, перед тем как стать ее мужем, в знак своего полного господства над нею; если мужчина ударит им другого мужчину, это высшее оскорбление, какое может быть нанесено, и обидчик должен заплатить обиженному пеню в пять лошадей. Джиджига. Ц. 1 т».
В Харраре их ожидали документы из Адис-Абебы, подтверждающие статус российской экспедиции. Получив, наконец, оружие и боеприпасы из таможенного хранения, караван Гумилева утром 5 (18) июня направился на юго-запад, через горную страну Черчер в земли Галла, простиравшиеся от нагорных твердынь христианской Абиссинии к далеким южным провинциям:
Восемь дней из Харрара я вел караван
Сквозь Черчерские дикие горы
И седых на деревьях стрелял обезьян,
Засыпал средь корней сикоморы.
На девятую ночь я увидел с горы —
Эту ночь никогда не забуду! —
Там, далеко, в чуть видной равнине костры,
Точно красные звезды повсюду.
И помчались одни за другими они,
Словно тучи в сияющей сини,
Ночи трижды святые и яркие дни
На широкой галласской равнине.
Миновав озера Оромайя и Адели, караван двигался через деревню Беддану, где начальником (геразмагом) был дядя переводчика Фасики, и через город Ганами, поразивший путешественников странными циклопическими постройками из выщербленных камней, напоминавшими то крепость с бойницами, то египетских сфинксов. На девятый день пути Гумилеву пришлось убедиться, что выправленные в Харраре подорожные бумаги мало помогают в объяснениях с местными чиновниками – через таможню, расположенную в одном из галласских поселений путешественникам пришлось прорываться силой: «Чиновники бежали за нами и не хотели принять разрешения, требуя такового от нагадраса Бифати. «Собака не знает господина своего господина». Мы прогнали их». Деревенские быки, никогда не видавшие белых людей, убегали от каравана с испуганным ревом, а их величавые хозяева, напоминавшие ростом и статью первобытных исполинов, зорко следили за странными путниками.
Гумилев и Сверчков постоянно пополняли как зоологическую, так и этнографическую коллекции. На четырнадцатый день в деревенской школе учитель, поразивший Гумилева европейским «профессорским» видом (он был при котелке и с зонтиком-тростью), продал набор письменных принадлежностей: смолу-мугу, которую смешивают с сажей и получают чернила, чернильницу-гибет с двумя перьями-калам, а также – доску-уху для обучения детей грамоте. Под шумок «профессор» попытался умыкнуть из багажа приглянувшиеся белые сорочки – бдительные ашкеры надавали ему на прощанье тумаков. 19 июня (2 июля), на шестнадцатый день путешествия, караван подошел к реке Уэби, памятной Гумилеву по туземным баталиям, разыгравшимся на ее берегах два года тому назад. На этот раз военной опасности не было, зато при переправе напали крокодилы, окружившие плывущих мулов. С ноги Коли-маленького крокодил сорвал гетру, другой крокодил схватил одного из ашкеров за дорожный плащ. Мерзких рептилий отпугивали криком и выстрелами, однако потерь избежать не удалось: мул Сверчкова захлебнулся и был растерзан, а его хозяин спасся лишь благодаря находчивости и хладнокровию.
23 июня (6 июля) на горизонте показалась гора, на которой в XIII веке обращал галласов в ислам подвижник и чудотворец Гуссейн. Его мавзолей (кубба) уже шестьсот лет слыл одной из главных мусульманских святынь Восточной Африки. Паломники шли сюда отовсюду: пребывание в Шейх-Гусейне считалось равнозначным хаджу в Медину и Мекку. Помимо того, чудеса не переставали свершаться у гробницы Гуссейна, и местные жители пользовались милостью святого для разрешения повседневных бед и недоразумений. Двух таких просителей, озабоченных пропажей мула, встретил и Гумилев, очень заинтересовался и повел караван к святилищу. По дороге туземцы развлекали путешественников чудесными историями о том, как святой превратил в камни неприятельское войско, как гора, повинуясь его приказу, передвинулась на новое место и т. п.
