Осип получил от Тани письмо, в котором есть неприятные для него строки: Таня говорит, что получила сведения, что он ведет себя нехорошо, и даже от этого она приключилась больной. Растолкуй Тане, что Осип себя ведет прекрасно, и он такой человек, что вести себя иначе не может… я говорю это не с его только слов, а кое-когда спрашивал об нем и у других. Кроме того, он около меня, живет через улицу – шагов 20–25, постоянно и всюду я хожу с ним: и по кухням, и на позицию, и в окопы ночью… Он постоянно у меня на глазах, и это даже оченно нехорошо Тане такое об Осипе иметь в мыслях. Пусть она-то себя наблюдает, как следует, а мы с Осипом не сплошаем… Да пусть зрящего разговора поменьше слушает. Мы ходили сегодня с Осипом, и мне его страшно стало жаль… будь Татьянка под рукою, я ей надавал бы хороших колотушек.
Вновь нашелся мой Георгий; посредством телеграфа удалось узнать, что дело послано к доследованию. Позавчера написал генералу Чистякову (бывш[ий] мой начальник, который меня представил), спрашивая о положении дел. Сегодня же буду писать ген[ералу] Павлову, выясняя вопрос о своем старшинстве, а если успею, напишу и генералу Кортацци. Словом, твой муж принялся собирать свои долги, насколько это удастся – покажет будущее. Твой капитан (какой еще это капитан появился? Не Лидиного ли невзначай ты замарьяжила?) ошибается, говоря о камне, под который вода не бежит. Не обо всем же можно спрашивать или поднимать вопросы… На некоторые ведь не ответят.
Со вчерашнего дня началась оттепель, и я вчуже ее опасаюсь… сейчас как будто начинает ветерок, и немного пробует подмораживать.
На какую бригаду папа зачислен кандидатом, и каким чином он вернут на действительную службу? Ты мне это отпиши яснее. Что он получил 750 руб., это мне ясно. Давай свою мордочку, лапки и глазки, а также наших пузырей, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.
Ваш отец и муж Андрей.
12 января 1916 г.Дорогая моя женушка!
Сегодня получил три твоих открытки: одна от 1915 года (31.XII) и две от 1916 года (2.I и 3.I). У вас все шумно, и я боюсь, что моя жена совсем устанет и растрепет свои нервы.
Сегодня был в окопах и на пути очень был рассмешон своими казаками… У меня конвой около 12 человек. Для посылок. Сегодня взял (кроме Осипа, который всегда со мною) двух казаков, и вот в пути слышу, что они заругались. «Я с тобой балакать не хочу», – говорит один. Осип дает объяснение. Оказывается, у них зашел спор по поводу халупы ихней: одни уверяли, что ее окна выходят на штаб полка (куда я ездил), а угол – на одну деревню; другие уверяли как-то иначе… И вот по поводу этой топографической темы казаки разделились на две партии и грызутся от утра до вечера. Пришлось по приезде посылать адъютанта с картой, чтобы он ее в халупе ориентировал и дал бы свой ответ. Оказалось, ни та, ни другая партия не были правы, но спор не прекратился. Теперь идут пререкания, кто именно и что когда-то говорил. Право, в книге этого не выдумаешь.
Поздравляю и целую Таню со днем ангела… Оказывается, Осип это забыл, и, когда ему утром я сказал об этом, он сконфузился, как-то сморщился и решил сегодня поздравить… Приносит сейчас три открытки и, показывая в одном на фразу «Завтра Таня уезжает…», говорит мне с очевидной тревогой в голосе: «Я что-то тут не пойму… куда ж это она едет?» Отвечаю, не моргнув глазом: «Куда же ей ехать, как не в Витебскую губ[ернию]… видно, с барыней поссорились». Потом пришлось сжалиться и объяснить, что дело идет о Тане Ратмировой, а не о нашей, и едет она в Москву в консерваторию…
Позавчера написал по всем инстанциям: и А. А. Павлову, и Г. И. Кортацци, и по поводу своего Георгия… теперь буду ждать, что из всего этого выйдет. Назаренко еще нет, твоей посылки нет, нет и тех посылок, которые некогда ты выслала с Назаренко и Масловым… Если с последним ты послала яйца, то мы должны получить больших кур… да еще, пожалуй, с жестким мясом от старости… Теперь, если будешь что посылать, то с определенным человеком, в багаже при нем, так как иначе это будет болтаться где-либо до трубы Архангела Михаила.
Все жду от тебя книжки вроде той, в которой веду свой дневник; думаю, пришлешь с Назаренко.
Как и что удалось тебе сделать по поводу нашего пропавшего груза?
Относительно работы с Анат[олием] Иосиф[овичем] телеграфировал тебе свое согласие, а также упомянул об этом в предшествующем письме. Сейчас читаю Анатоля Франса и Флобера в подлиннике. Второй серьезен, строг и хорош, первый – ни рыба, ни мясо, не из евреев ли французских? Получил «Соз[идание] гр[аницы]», «Кафир[ы Гиндукуша]» и «Анг[ло]-рус[ское] Соглаш[ение]» в двух экземплярах; один – переслал с письмом Бревнову. Давай головку, глазки и губки, а также малышей, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.
Ваш отец и муж Андрей.
16 января 1916 г.Дорогая моя женушка!
Все был занят и пропустил 1–2 дня. Получил вчера предложение на штабы дивизии и выбрал те, которые показались мне лучше. Оказывается, теперь это так поставлено, что раза два можно отказаться, но зато в третий раз уже не спрашивают. Затем, без этого ценза, не будут давать высших штабов. Этим бы я еще пренебрег, но основная причина для меня важнее всего. Нас, оказывается, для этой великой войны, увы, мало, и другого исхода для общей пользы нет, как поворачиваться нам назад. Это первое. Второе то, что в моем интересе понаблюдать возможно большее число частей, чтобы будущие выводы были прочнее. По этим соображениям я ни минуты не колебался и написал согласие. Дней через 4–5 последует назначение, и я буду тебе телеграфировать.
Вчера целый день посещал позиции: днем был в одном полку, а ночью в другом. Сейчас только узнал, что тот ротный командир, с которым мы проверяли полевые караулы (я тебе писал), ранен, кажется, во время поверки этой ночью. Припоминая войну, я замечаю, что это случается не в первый раз… Впрочем, здесь могут повторяться всякие возможности.
Часто беседую с офицерами во время своих инспекций – они со мною теперь очень откровенны, и многое, что мне раньше было темно, стало теперь много яснее. Между прочим, характерны некоторые их поговорки, напр[имер]: «Сон белой кобылы», в смысле несбыточных желаний, или «Сироте жениться, так и ночка мала», в смысле, кому не везет, так уж не везет. И странная вещь, как много раз и на многих наблюдаешь это явление. Есть люди – и люди достойные – которых «сиротство» прямо вопиюще. Когда с ним говоришь, он и сам не умеет объяснить, откуда и как это с ним бывает: он смотрит жалко, растерянно, напоминая цыпленка, которого облили водой из кухни… Сироте и ночка мала, и все тут. Создал-то ее Бог и одинаковой, и определенной, но для неудачника она как-то умеет и укоротиться…
