В 1919—1920 годах вышел из печати ряд брошюр Алексея Христофоровича: «Первое мая — праздник труда», «Комитеты деревенской бедноты», «В поход против голода», «Важнейшие задачи Советской земельной политики» и другие. В них он в популярной форме разъяснял крестьянам политику большевистской партии и Советского правительства.
Окончилась гражданская война, начались трудовые будни советского народа. Митрофанов — в гуще событий и трудовых дел страны. Начался его четвертый период партийно-публицистической деятельности, которая, как и прежде, сочеталась с исполнением различных должностных обязанностей.
В 1921 году Алексей Христофорович как член Совета Первой трудовой армии и уполномоченный Народного комиссариата земледелия работал на Урале, в частности — в Челябинской губернии. Документ, выданный Алексею Христофоровичу Советом труда и обороны, обязывал все советские организации, учреждения и отдельных лиц оказывать Митрофанову всяческое содействие в исполнении партийных поручений. Словом и делом он помогал местным губернским работникам восстанавливать хозяйство на Урале, вести организаторскую и массово-политическую работу, чем снискал расположение не только со стороны руководства, но и населения. Выражением уважения к Митрофанову явилось постановление Челябинского губисполкома о присвоении его имени Михайловскому хутору и винокуренному заведу братьев Покровских в апреле 1923 года. Хозяйство стало называться — «Митрофановский совхоз».
Узнав об этом, Алексей Христофорович прислал письмо в президиум Челябинского губисполкома:
«Дорогие товарищи! Я только что получил извещение о том, что вы оказали мне (по совести говоря, незаслуженно) большую честь, назвавши моим именем один из лучших совхозов Челябинской губернии. Меня это — ваше внимание ко мне — чрезвычайно взволновало. Несмотря на очевидное несоответствие оказанной мне большой чести с моими небольшими заслугами перед пролетариатом и крестьянством Челябинской губернии, я с благодарностью принимаю эту честь. Для меня тем более будет лестно сознавать, что моим именем назван совхоз в губернии, где, может быть, больше, чем в какой бы то ни было другой губернии, совхозному строительству принадлежит громадное будущее…»
В этом ответе отразились черты характера Митрофанова: скромность и простота.
Его слова оказались пророческими: ныне Челябинская область — область крупного совхозного производства, а Митрофановский совхоз — передовое хозяйство Южного Урала.
В 1921—1922 годах Митрофанов пишет на уральском материале брошюры: «Как рабочим и крестьянам строить свое хозяйство», «Товарообмен и крестьянское хозяйство». Это была пропаганда новой экономической политики, проводимой ленинской партией, пропаганда новых, социалистических форм в ведении сельского хозяйства.
С августа 1922 года Алексей Христофорович работал в Москве — членом коллегии Наркомзема, а затем руководил сельскохозяйственной инспекцией в Наркомате РКИ и был членом правления Всероссийского союза сельскохозяйственной кооперации.
В декабре 1925 года на XIV съезде ВКП(б) Алексей Христофорович был избран членом Центральной Контрольной Комиссии ЦК партии и проработал в этой должности до XVI съезда ВКП(б), то есть до июля 1930 года. Занимался вопросами чистки партии. Написал ряд книг: «О чистке и проверке рядов ВКП(б)», «Рабочий и чистка партии», «Итоги чистки партии» и другие.
Годы подпольной революционной деятельности, аресты и тюрьмы подорвали здоровье Алексея Христофоровича. Но и тяжело больным он продолжал работать там, куда посылала его партия, где нужны были его знания и опыт.
В 1939 году он вышел на пенсию. Ему было в то время шестьдесят лет. Однако по мере сил своих Алексей Христофорович продолжал работать вплоть до начала Великой Отечественной войны.
В июле 1941 года он серьезно заболел и был эвакуирован в Миасский район Челябинской области, в село Тургояк. 2 сентября перестало биться сердце верного ленинца. Он похоронен на кладбище села Тургояк, рядом с могилой жертв белогвардейского террора в годы революции и гражданской войны.
А. X. Митрофанов оставил большое литературно-публицистическое наследие. Более сорока книг и брошюр, сотни большевистски пламенных статей ждут своих исследователей.
ЛЕВ СОНИН
ПАВЛОВСКИЙ ПЛЕННИК
Шестнадцатое ноября тысяча девятьсот семнадцатого года. Вечереет. В стылом предзимье примолкла южноуральская степь. Только неутихающий ветер гоняет по бескрайней степи ажурные шары перекати-поля.
Дорога к северо-западу от Оренбурга. Еще совсем недавно на ней царила липкая осенняя мокреть. Но к середине месяца первые морозы, посеребрив ржавую стерню, вытвердили хляби. Колдобины затянуло хрусткими ледяными корочками, поблескивающими на предзакатном солнце.
Вверх, вниз прыгают колеса автомобиля. Машина вздрагивает. В ней четверо. Рядом с шофером сидит крупноскулый офицер. Сзади — казак с широченной бородой. Они конвоируют четвертого, который полулежит, скрючившись в левом заднем углу. То — арестованный по приказу атамана Дутова Самуил Цвиллинг, назначенный Советским правительством комиссаром Оренбургской губернии. Он сильно избит. Пришел в сознание, когда от Оренбурга отъехали верст пятнадцать. Первое, что подумал: куда везут?
После того как свора юнкеров топтала и рвала его тело в ночь ареста, Цвиллинг вторые сутки ничего не помнил. Представления о действительности у него кончились на ощущении омерзительной руки юнкера, шарившей в кармане, где хранился мандат.
Запомнился и вскрик:
— Смотрите, господин поручик!
Потом офицерское:
— Так вот она, новая власть!
Потом тычок — в зубы, удар в голову сзади…
…Его поставили перед главарями налетчиков — эсером Капашидзе и меньшевиком Слезкиным. Кто-то из них, он даже не мог различить кто, говорил, сочувственно говорил, сволочь:
— Ай-ай! Да у вас голова вся в крови. Господин поручик, прикажите, пожалуйста, послать в аптеку за лекарством и бинтом для гражданина Цвиллинга…
Кто-то его поддерживал…
В глазах стоял Лелька — трехлетний сын, беспрестанная радость. Несколько раз виделся ему тогда…
…Потом слова Дутова:
— Этого больше не трогать!
Вот и все, что смог вспомнить Цвиллинг…
«Так где я?» — думал он. Медленно повел головой. Блеск офицерского погона. Наган в руке конвоира.
— Куда едем? — собравшись с силами, прошептал Цвиллинг.
— В станицу Павловскую, — соизволил снизойти офицер. Ему, видимо, просто надоело молчать. — По приказу господина атамана двадцать пять комиссариков развозим по станицам. Вас — в Павловскую.
