Миша:
— А рота совсем не должна быть на сцене.
Мимическая сцена.
А после сказал Ольге:
— Лучше всего эту пьесу мог бы поставить Булгаков.
Ольга мне по телефону потом: по-моему, была чудесная встреча! Тебе Миша рассказывал?!
Вообще же после рассказа у меня осталось впечатление, что ничего они не поняли в пьесе, что ставить, конечно, может по-настоящему только М. А., но что — самое главное — они вообще не режиссеры.
Вечером письмо от Загорского из Киева — просит пьесу Театр Красной Армии. А утром сегодня звонил какой-то киевлянин, просил дать ему пьесу, чтобы он перевел ее на украинский язык для Киева.
10 августа.Днем разговор по телефону с Калишьяном. Поездка откладывается, по-видимому, до 14-го. Предложил ехать на Сочи, оттуда пароходом в Батум. Отказался Миша и сказал, что просит взять билеты прямо на Тифлис, через Баку.
Телеграмма от Дмитриева — не приехать ли ему в Тифлис встречать нас и оттуда уже вместе в Батум. Миша, по совету Калишьяна, ответил, чтобы ехал прямо в Батум.
11 августа.Приехал Виленкин, звонил.
Вечером звонок — завлит Воронежского театра, просит пьесу — «ее безумно расхваливал Афиногенов».
Сегодня встретила одного знакомого, то же самое — «слышал, что М. А. написал изумительную пьесу». Слышал не в Москве, а где-то на юге.
Забавный случай: Бюро заказов Елисеева. То же сообщение — Фанни Ник. — А кто вам сказал? — Яков Данилыч. Говорил, что потрясающая пьеса.
Яков Данилыч — главный заведующий рестораном в Жургазе. Слышал он, конечно, от посетителей. Но уж очень забавно: заведующий рестораном заказывает в гастрономе продукты — и тут же разговоры о пьесе, да так, как будто сам он лично слышал ее.
13 августа.Условились с Калишьяном, что он в три часа пришлет машину и Миша поедет в Театр получать документы, билеты и деньги. Поехали. Получили.
Вечером позвонил и приехал — с. громадным букетом цветов — Яков. Потом Марика, которая только что приехала в Москву — Сергея еще нет.
Укладывались. Звонки по телефону: из Казанского театра некий Варшавский — о новой пьесе. «Советское искусство» просит М. А. дать информацию о своей новой пьесе: «наша газета так следит за всеми новинками… Комитет так хвалил пьесу…»
Я сказала, что М. А. никакой информации дать не может, пьеса еще не разрешена.
— Знаете что, пусть он напишет и даст мне. Будет лежать у меня этот листок. Если разрешение будет, я напечатаю. Если нет — возвращу Вам.
Я говорю — это что-то похожее, как писать некролог на тяжко заболевшего человека, но живого.
— Что Вы?! Совсем наоборот…
Неужели едем завтра!!
Не верю счастью.
14 августа.Восемь часов утра. Последняя укладка. В одиннадцать часов машина.
И тогда — вагон!
15 августа.Вчера на вокзале: мой Женюшка, Борис Эрдман, Разумовский и, конечно, Виленкин и Лесли.
Через два часа — в Серпухове, когда мы завтракали вчетвером в нашем купе (мы, Виленкин и Лесли), вошла в купе почтальонша и спросила «Где здесь бухгалтер?» и протянула телеграмму-молнию.
Миша прочитал (читал долго) и сказал — дальше ехать не надо.
Это была телеграмма от Калишьяна — «Надобность поездки отпала возвращайтесь Москву».
Через пять минут Виленкин и Лесли стояли, нагруженные вещами, на платформе. Поезд пошел.
Сначала мы думали ехать, несмотря на известие, в Тифлис и Батум. Но потом поняли, что никакого смысла нет, все равно это не будет отдыхом, и решили вернуться. Сложились и в Туле сошли. Причем тут же опять получили молнию — точно такого же содержания.
Вокзал, масса людей, закрытое окно кассы, неизвестность, когда поезд. И в это время, как спасение, — появился шофер ЗИСа, который сообщил, что у подъезда стоит машина, билет за каждого человека 40 руб., через три часа будем в Москве. Узнали, скольких человек он берет, — семерых, сговорились, что платим ему 280 руб. и едем одни. Миша одной рукой закрывал глаза от солнца, а другой держался за меня и говорил: навстречу чему мы мчимся? может быть — смерти?
Через три часа бешеной езды, то есть в восемь часов вечера, были на квартире. Миша не позволил зажечь свет: горели свечи. Он ходил по квартире, потирал руки и говорил — покойником пахнет. Может быть, это покойная пьеса?
Позвонила к Калишьяну — нет дома. Говорила с Виленкиным и Лесли, которые, страшно трудно и мучительно, приехали в Москву поездом перед нами незадолго.
Потом позвонила к Разумовскому, который мне сказал, что знает от Калишьяна, что пьеса не пойдет.
Позвонили к Борису, он вечером пришел.
Поздно звонок Лесли, потом Виленкина о том, что Калишьян ему назначил придти завтра (то есть сегодня) в одиннадцать часов утра. Потом Мишин звонок Калишьяну — то же приглашение утром от одиннадцати до двенадцати часов в Театр.
Состояние Миши ужасно.
Телеграмма, отменившая поездку в Батум.
Утром рано он мне сказал, что никуда идти не может. День он провел в затемненной квартире, свет его раздражает. За день: звонок Виленкина часа в три. Сказал одну опять-таки фразу — не пойдет. Вопросы, что с Мишей, как здоровье, не надо ли доктора достать.
Потом мой разговор с Калишьяном. Я сказала, что М. А. придти не может. — Понимаю, понимаю. Может быть, Вы придете в Театр? Разве вам не хочется узнать?
Потом сговорились, что или я пойду завтра в Театр или он придет к нам. Вечером часов в восемь — Борис позвонил и пришел. Потом звонок Сахновского. Необыкновенно бодрым голосом спросил, может ли завтра придти. Утром поедет в Барвиху к Влад. Ив., а оттуда к нам. Потом — Яков Л. Он болен, поэтому сегодня не придет. Придет завтра — «больной или здоровый, но приду».
17 августа.Вчера в третьем часу дня — Сахновский и Виленкин. Речь Сахновского сводилась к тому, в первой своей части, что М. А. должен знать, что Театр ни в коем случае не меняет ни своего отношения к М. А., ни своего мнения о пьесе, что Театр выполнит все свои обещания, то есть — о квартире, и выплатит все по договору.
Потом стал сообщать: пьеса получила наверху (в ЦК наверно) резко отрицательный отзыв. Нельзя такое лицо, как И. В. Сталин, делать романтическим героем, нельзя ставить его в выдуманные положения и вкладывать в его уста выдуманные слова. Пьесу нельзя ни ставить, ни публиковать.
Второе — что наверху посмотрели на представление этой пьесы Булгаковым, как на желание перебросить мост и наладить отношение к себе.