Однако, как это часто бывает в подобных случаях, работа специальных институтов государственной безопасности направлялась не только на выявление и пресечение угроз престолу и государству, но и на противодействие коллегам из параллельных структур. Декабрист Г. С. Батеньков впоследствии вспоминал: «Квартальные следили за каждым шагом всемогущего графа (Аракчеева. – Примеч. авт.). Полицмейстер Чихачев обыкновенно угодничал и изменял обеим сторонам. Мне самому граф указал на одного из квартальных, который, будучи переодетым в партикулярное платье, спрятался торопливо в мелочную лавочку, когда увидел нас на набережной Фонтанки»[311]. Батеньков дал следующую оценку профессионализму полицейских агентов: «Разнородные полиции были крайне деятельны, но агенты их вовсе не понимали, что надо разуметь под словами карбонарии, и либералы и не могли понимать разговора людей образованных. Они занимались преимущественно только сплетнями, собирали и тащили всякую дрянь, разорванные и замаранные бумажки, и доносы обрабатывали, как приходило в голову. Никому не были они страшны»[312]. Характеристика нелицеприятная, но следует иметь в виду, что слова Батенькова относятся к тем сотрудникам полиции, которые вели наблюдение на улицах и в присутственных местах. Сотрудники специальных служб, работавшие по линии контрразведки против иностранцев или в высшем петербургском обществе, имели другой уровень образования и профессиональной подготовки. Другое дело, что государь не всегда прислушивался к мнению профессионалов и не всегда адекватно оценивал предоставлявшуюся ими информацию.
В гвардии, призванной быть опорой трона, но уже не раз свергавшей государей, ситуация к 1820 г. сложилась следующая. К началу XIX в. изменился рядовой состав: еще при Павле I он перестал комплектоваться дворянами, после 1815 г. были введены новые правила комплектования. Вначале отличившиеся в боях и лучшие по поведению солдаты армейских полков ежегодно отбирались в гренадерские и кирасирские полки. Из этих элитных армейских полков лучших солдат отбирали в гвардию, допускался набор рядовых непосредственно из армейских полков и кантонистов[313]. Первичный отбор кандидатов в гвардию производили командиры армейских полков, а затем специально посылавшиеся гвардейские офицеры. Прибывавших на пополнение гвардии солдат осматривали и проверяли великие князья и император. Признанных неудовлетворительными отсылали обратно за счет полкового командира, что могло испортить его карьеру. К 1820-м гг. солдатский состав гвардии состоял преимущественно из заслуженных ветеранов кампаний 1805–1815 гг. Мы полагаем, что введение новых правил комплектования и наличие в рядовом составе гвардии большого числа ветеранов не позволили декабристам привлечь солдат на свою сторону.
Замена боевой подготовки муштрой и плац-парадами затронули гвардию даже в большей степени, чем армию. В сентябре 1820 г. 52 офицера лейб-гвардии Измайловского полка подали прошение об отставке в знак протеста против проведения строевых занятий после окончания учений. Аналогичный случай имел место в лейб-гвардии Конно-егерском полку. Но из желания угодить императору некоторые полковые командиры проявляли такое усердие в муштре, что к ним вполне применима поговорка: «Услужливый дурак опаснее врага». Одним из таких офицеров был командир Семеновского полка полковник Ф. Е. Шварц. «Без образования, едва знал русскую грамоту, не имел дара слова», – так характеризовал его семеновец В. И. Рачинский[314].
16 октября 1820 г. солдаты 1-й гренадерской (государевой) роты самовольно построились и потребовали от начальства отменить смотры и учения по праздничным дням, дать другого командира и улучшить их материальное положение. Никто из офицеров участия в выступлении солдат не принимал. 17 октября роту отправили в Петропавловскую крепость. 18 октября солдаты остальных рот полка потребовали немедленного возвращения товарищей в казармы. Для переговоров с солдатами в полк приезжали все их начальники: командир 1-й бригады великий князь Михаил Павлович, командующий Гвардейским корпусом И. В. Васильчиков[315], начальник штаба корпуса А. Х. Бенкендорф[316] и военный губернатор М. А. Милорадович. Переговоры не удались, и полк в полном составе добровольно отправился в Петропавловскую крепость.
К. Ф. Рылеев, Ф. Н. Глинка[317] и другие свидетели событий единодушно отмечают в своих воспоминаниях, что после заключения в крепость солдат Семеновского полка (3000 человек) в городе и гарнизоне царила тревога на грани паники. Это обусловливалось тем, что военные и гражданские власти прежде были уверены в лояльности гвардии. Информации о настроениях в казармах они не имели. Все силы городской полиции были брошены на ее добывание оперативными методами. Милорадович приступил к созданию собственной сети осведомителей в гарнизоне. В результате командование Гвардейского корпуса все же снизило интенсивность и утомительность строевых учений.
«Семеновская история», как ее назвали впоследствии, не имела аналогов в русской армии. Во-первых, инициатором возмущения стала рота Его Величества. В лейб-гвардии Преображенском, Семеновском и Гренадерском полках, шефом которых являлся Александр I, государевыми считались 1-е гренадерские роты, которые, в числе прочих обязанностей, несли караул в императорских резиденциях. Во-вторых, выступление произошло без участия офицеров и без применения оружия, оно не имело политических требований. При расследовании выяснилось, что поводом к нему послужило бесчеловечное обращение с солдатами командира полка. И. В. Васильчиков и М. А. Милорадович так и донесли государю, что, мол, бунт случился из-за глупости и грубости полкового командира.
Александр I, находившийся в это время в Австрии, не поверил генералам. Он написал Аракчееву, что весьма сомневается в виновности полковника Шварца и в том, что солдаты возмутились по собственному разумению. Император был прекрасно осведомлен о существовании в России тайных обществ и полагал, что их деятельность в первую очередь направлена против политики Священного союза, учрежденного монархами Австрии, Пруссии и России в Париже в 1815 г. По нашему мнению, возмущение солдат Семеновского полка не инспирировано извне, оно действительно явилось реакцией на самодурство командира и тяжелейшие условия придворной службы, однако впоследствии это выступление было использовано в политических целях.
Через неделю после «Семеновской истории» была обнаружена антимонархическая прокламация, озаглавленная «К преображенцам», написанная от имени семеновцев и подписанная «Единоземелец». Автора установить не удалось, но мнение генералитета о причинах бунта изменилось. Начальник Главного штаба П. М. Волконский писал генералу И. И. Дибичу: «Ясно, что смуты эти были давно и настойчиво подготовляемы ожесточенными подстрекателями, которых, по моему мнению, должно искать между офицерами; я вполне убежден, что предположение это наконец подтвердится, особенно если удастся расположить солдат, переведенных в армию, к болтливости…»[318]. Следствие над зачинщиками бунта и над полковником Шварцем заняло более полугода.
