Решение о создании ГКО, согласованное на даче у Сталина, на следующий день было опубликовано в газетах. Включение в состав ГКО только Сталина, Молотова, Берии, Ворошилова и Маленкова вовсе не означало, что остальные высшие руководители Политбюро утратили свое административное влияние. Микоян и Вознесенский выполняли важнейшие функции хозяйственного характера. Жданов полностью сосредоточился на обороне Ленинграда. Каганович в качестве наркома путей сообщения занимался железными дорогами, значение которых в условиях войны и эвакуации было трудно переоценить. В феврале 1942 г. Микоян, Вознесенский и Каганович были введены в состав ГКО[582].
Образование ГКО дало толчок дальнейшему сосредоточению в руках Сталина формальных атрибутов высшей власти. 10 июля 1941 г. Ставка Главного командования, которую возглавлял нарком обороны Тимошенко, была преобразована в Ставку Верховного командования под руководством Сталина. 19 июля решением Политбюро Сталин был назначен наркомом обороны, 8 августа – Верховным главнокомандующим[583]. Все становилось на свои места. Сталин возвращался к народу и армии в его привычном образе единовластного лидера, решительного и уверенного в победе. Важнейшую роль в этом «возвращении Сталина» сыграла его известная речь по радио 3 июля.
В отличие от Молотова, который 22 июня выступал в здании Центрального телеграфа, расположенного рядом с Кремлем, Сталин потребовал, чтобы трансляция его речи была организована прямо из Кремля. Перегруженные делами связисты были вынуждены исполнять эту бессмысленную прихоть. В здание Совета народных комиссаров срочно протянули кабели. Сталин, сидевший за столиком с микрофонами и бутылкой боржоми, зачитал выступление[584]. Это обращение Сталина к народу было во многих отношениях уникальным. «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!»[585] – уже это начало речи было непривычно и совсем не в сталинском стиле. Его специально отметили и запомнили многие современники событий. Прильнув к приемникам или вчитываясь в строки газетного репортажа, люди искали в словах Сталина ответ на главный вопрос: что будет дальше, как скоро закончится война? Однако ничего обнадеживающего Сталин не сообщил. Существенно преувеличив потери германской армии («лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты»), Сталин был вынужден признать, что «дело идет […] о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР». Тревожно звучали сталинские призывы к народу осознать «всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране», организовать партизанскую борьбу в тылу немцев, создавать отряды народного ополчения, вывозить или уничтожать все материальные ресурсы с территорий, которым угрожает захват противником. Сталин объявил начавшуюся войну всенародной и отечественной. Из всего этого следовал очевидный вывод – война будет тяжелой и долгой.
Пока же народу и особенно армии нужно было хоть как-то объяснить причины катастрофы, указать на очередных «козлов отпущения». Долго искать не пришлось. Вскоре было объявлено о полном развале Западного фронта и ошибках его руководства во главе с генералом Д. Г. Павловым, что однозначно говорило о направлении показательных репрессий. Павлов и ряд его подчиненных были преданы суду и расстреляны. Приказами, подписанными Сталиным, об этом широко оповестили армию[586].
По данным советского Генерального штаба, с начала войны до 1 января 1942 г. Красная армия и Военно-морской флот потеряли убитыми, раненными и пленными 4,5 млн человек. Из них 2,3 млн числились пропавшими без вести и плененными[587]. Скорее всего, эти цифры были неполными. Однако и они свидетельствовали о том, что армия, вступившая в бой с немцами 22 июня 1941 г., а также ряд новых частей, сформированных после начала войны, практически перестали существовать. Причины этой катастрофы нуждаются в дальнейшем изучении. Очевидно, что их было много. Свою роль сыграла недостаточная готовность к войне, неожиданность удара и связанные с ней массовые потери, военно-организационные преимущества вермахта. Несмотря на многочисленные примеры героизма и стойкости, трудно отрицать, что Красная армия была деморализована. Наконец, важнейшим фактором поражений была низкая дееспособность политического и военного руководства страны.
Не владея ситуацией, Москва принимала неверные и несвоевременные решения. Регулярные структуры управления войсками, прежде всего Генштаб, функционировали лишь в некоторой степени. Долгое время не удавалось наладить устойчивую связь с войсками. «Даже китайская и персидская армии понимают значение связи в деле управления армией, неужели мы хуже персов и китайцев? Как управлять частями без связи? […] Невозможно терпеть дальше эту дикость, этот позор», – выговаривал Сталин подчиненным[588]. Сам Сталин на начальном этапе войны немало времени проводил в телеграфной переговорной, которая была оборудована рядом с его кабинетом в Кремле. Это была сложная и неудобная линия связи, которая оказалась полезнее всего для историков – благодаря ей сохранились ценные записи переговоров. Руководство армией и тылом в значительной мере осуществлялось путем назначения уполномоченных. С их помощью Сталин собирал информацию и с разной степенью успешности боролся с постоянно возникавшими «узкими местами» на транспорте, в промышленности и т. д. Такая система руководства, видимо, была неизбежной в период поражений и дезорганизации. Однако она не могла работать эффективно. Штурмовые методы и латание дыр всегда проигрывали систематичности и регулярности.
Сам Сталин, не имевший опыта руководства современной армией, опирался в значительной степени на «здравый смысл». Например, 27 августа 1941 г. он направил ленинградским руководителям такой совет об организации обороны:
[…] Дислоцировать танки КВ (самые современные на то время советские тяжелые танки. – О. Х.) через каждый километр в среднем, местами через 2 километра, местами через 500 метров, смотря по местности. За этими танками или между ними дислоцировать другие менее мощные танки и бронемашины. За этой танковой линией, позади ее, расположить более крупную артиллерию. Пехотные дивизии будут стоять непосредственно за танками, пользуясь танками не только как ударной силой, но и бронезащитой[589].
Для реализации этого плана Сталин был готов выделить 100–120 танков КВ – огромную силу в умелых руках. Свидетельством дезорганизации военного командования были попытки Ставки руководить тактическими действиями войск, иногда вплоть до взвода[590]. Опыт первых месяцев войны показал бесплодность частных контратак советских войск. Плохо подготовленные, они приводили к огромным потерям и не давали существенных результатов. Красная армия и ее руководители не владели также сложным искусством сдерживания врага и сохранения войск при помощи организованного отступления на заранее подготовленные позиции. Сталин требовал удерживать каждый рубеж любой ценой, запрещая отступления до тех пор, пока отступать уже было поздно. Это приводило к тому, что советские войска попадали в окружение и уничтожались по частям.
