Лишь спустя некоторое время я смог составить картину того, что произошло. Фон Берг был под постоянным завистливым наблюдением своего бывшего начальника, доверенного лица Беатера, и поэтому попал под подозрение как возможный автор манифеста. Сотрудники контрразведки, которым было поручено заняться этой историей, увезли фон Берга на конспиративную квартиру, где, держа его в полной изоляции, подвергли допросу. Кое-что все-таки просочилось в прессу, и “Шпигель”, а также и другие СМИ не опровергли авторство Берга.
Все же я смог добиться согласия Мильке, ссылаясь на политическую миссию фон Берга по отношению к Брандту, не возбуждать против него процесса. Это навело Мильке на мысль, что после освобождения фон Берга из-под домашнего ареста моя служба должна как-то умиротворить его, чтобы он, чего доброго, не сбежал на Запад и не растрезвонил там, как с ним обошлись. В конечном счете этого нельзя было предотвратить, хотя нам и удалось уговорить фон Берга остаться в стране на относительно длительное время. Когда его невозможно стало больше удерживать от подачи заявления о выезде, он согласился не разглашать факт сотрудничества с нами. Он сдержал слово даже тогда, когда, будучи уже в Федеративной республике, выступил с резкими нападками на политику руководства ГДР.
Однако каким образом появился на свет сомнительный манифест, остается и поныне тайной, хранимой фон Бергом и “Шпигелем”.
Весной 1979 года Мильке создал независимую комиссию, которая должна была заняться деятельностью Главного отдела IX министерства, а именно Следственного отдела, который находился под его непосредственным руководством и который он всегда ставил в пример другим. И хотя все проводилось строго секретно, просачивалось то одно, то другое, и таким образом я впервые услышал, что существует понятие АСП — “агент со специальным поручением”. Что при этом имелось в виду?
Время от времени случалось, что служащие Национальной народной армии, дезертировавшие на Запад, возвращались, поскольку их иллюзии о золотом Западе не выдерживали трезвого сравнения с реальностью. Их положение было плачевным: с одной стороны, пропаганда выжимала все возможное из их возвращения, с другой — не было доверия к их лояльности и политической надежности. После возвращения их арестовывали и на допросах вытряхивали до кишок. Особенно важно было установить, не пытались ли их завербовать западные секретные службы и, если да, с каким заданием.
В южном пограничном округе ГДР, в Зуле, где результаты подобных допросов в большинстве случаев были весьма незначительными, изобретательные следователи ухватились за идею побудить своих подследственных с помощью обещания смягчить арестантский режим и разных посулов к выдумке детективных историй. Так возникла паутина лжи об “агентах со специальным поручением”, которые якобы были выпестованы американскими спецслужбами в лагерях для беженцев. В течение ряда лет пропагандистская война между ГДР и Федеративной республикой и постоянный страх перед “малой”, или “скрытой”, войной породили атмосферу, в которой подобные лживые сказки без стеснения распространялись и заглатывались, хотя само название АСП звучало сомнительно на языке ГДР и отнюдь не звучало по-английски.
Лавина хлынула, и вскоре ее уже нельзя было остановить. Один за другим заключенные становились АСП. К моему немалому смущению, Мильке однажды в моем присутствии передал Андропову наряду с важной информацией таинственные документы о вражеской подводной мини-лодке, открытой его контрразведкой, подчеркнув, что именно контрразведкой, а не разведкой. Лишь много позже я узнал, что пресловутая подводная лодка родилась в мозгу одного особенно одаренного фантазией АСП-арестанта и оттуда, пройдя по всей служебной лестнице, достигла стола министра. Эксперты военной разведки и ВМС по поводу данных, содержащихся в документах о подводной лодке, только покачивали головами, но это во внимание принято не было. Вполне возможно, что ответственные в Главном отделе IX к тому времени поняли, что высидели “утку”, но не нашли в себе мужества остановить это дело. Между тем эти “агенты” набирали внутреннюю динамику полным ходом; о них уже писали “научные” работы и распространялись учебные материалы.
Конец этому наваждению положил адвокат Вольфганг Фогель. При защите одного обвиняемого ему бросились в глаза странные вещи, и он сумел вытянуть из своего подзащитного истину об этих агентах со специальным поручением. Так как у Фогеля через полковника Гейнца Вольперта был прямой выход на Мильке, он смог добиться, чтобы тот его выслушал.
Это и было причиной в высшей степени секретных проверок Главного отдела IX. Результатом была служебная конференция, на которой Мильке самокритично, хотя ему это далось нелегко, назвал своими именами чудовищные факты и манипуляции и строго осудил отдел. Он особо остановился на злоупотреблениях служебным положением в отношении арестантов и высказался в том смысле, что в случае сомнения дело надо решать в пользу обвиняемого. Подобные выводы были не свойственны ему, и только стандартное кредо, которым он закончил свое выступление: “с врагами и нужно обращаться как с врагами”, — свидетельствовало, что он остался прежним.
Кадровые выводы из скандала ограничились нескольким ми перемещениями непосредственно виновных в другие подразделения. Тем не менее казалось, что и сама конференция, и то обстоятельство, что Мильке не смахнул со стола жалобу адвоката, однозначно свидетельствовали о том, что министерство безопасности в своей деятельности впредь будет строже придерживаться правовых норм. В самом деле, в последующее время многие решения относительно интеллигенции и разрешений на выезд в тех случаях, когда прежде ставился бы вопрос об аресте, принимались с непривычной неуверенностью. ГДР должна была тем временем смягчить репрессии, если хотела, чтобы как внутри, так и на международной арене к ней питали политическое доверие. Это поддерживало во мне и и во многих других еще не угасшую надежду на то, что в нашей стране возьмут верх политический разум и чувство реальности.
12 января 1964 г. была провозглашена Народная Республика Занзибар. Необычайное событие? Все колониальные державы находились с конца второй мировой войны в состоянии распада, колонии одна за другой объявляли о своей независимости. Что должно было быть необычного в Занзибаре, о существовании которого в Европе знали в лучшем случае коллекционеры марок? С детства я вспоминаю марки султаната с высокими шляпами на необычных головах. Но эта новая республика, состоящая из двух гвоздичных островов, была первой из несоциалистических стран, решившей признать Германскую Демократическую Республику вопреки “доктрине Хальштейна”, согласно которой Германию представляла только Федеративная республика.
