На следующий день занялись современной Палестиной, а не древностями. Мне хотелось встретиться с моим товарищем по Роменскому реальному училищу Рутенбергом. По телефону выяснили, что он живет в Тель-Авиве и назначили час свидания. Я не видел Рутенберга с 1921 года, когда он, на средства Ротшильда, изготовлял в Лондоне проект электрофикации Палестины. За 13 лет Рутенберг постарел, поседел, но все же был полон энергии и с увлечением рассказывал о своих постройках в Палестине. Говорил и о себе. Жена его, русская, переехала с детьми в Россию. Он теперь один и целиком вошел в дела Палестины. Изучил древнееврейский язык и по вечерам слушает, как его рабочие поют древне-еврейские псалмы. Одним словом, от былого члена боевой дружины революционной партии ничего не осталось. Ему шел 57-ой год. Во время второй мировой войны, в 1943‑м году, я прочел краткую газетную заметку — Рутенберг умер — сердце не выдержало.
Из Палестины поездом направились в Каир. По дороге только песок — пустыня. Во времена Моисея это вероятно выглядело иначе. В первый день по приезде занялись пирамидами и Сфинксом. Египтяне были замечательные строители. Пользуясь только самыми примитивными средствами, они умели передвигать камни громадного веса. Когда в 16-ом веке удалось перевести в Рим и установить перед собором один из египетских обелисков, это рассматривалось, как крупнейшее достижение инженерного искусства. На следующий день мы посетили знаменитый Каирский Музей с его замечательными коллекциями древностей. А потом осматривали город, его дворцы, мечети, рынки. Все было очень интересно, но нужно было спешить. На следующее утро надо было уезжать в Суэц, садиться на ожидавший нас там пароход. Прибыли в Афины. В Афинах на пристани мы наняли автомобиль, который целый день возил нас по городу и дал возможность многое осмотреть. Начали, конечно, с Парфенона. Замечательное здание, сохранявшееся в целости более двадцати веков и частью разрушенное только в сравнительно недавнее время. Видели остатки некоторых других храмов. После обеда посетили музей древностей. Закончили современным городом. Вечером надо было спешить на пароход.
Следующая остановка была в Неаполе. Первый день ходили по городу. Осматривали картинную галерею во дворце, музей древностей, а на второй день поехали за город на замечательные раскопки Помпеи. Был чудесный день. Конец февраля, по совсем тепло — настоящая весна. Вечером покинули Неаполь, а утром прибыли на Французскую Ривьеру. Вещи носильщик снес на вокзал и через полчаса мы уже были в Ментоне. Поселились в отеле на набережной. Окна нашей комнаты выходили на море. Прогулок, кроме набережной, было немного. Мы скоро все изучили. В хорошую погоду мы все время гуляли, а для плохой погоды я скоро нашел себе занятие. Привез с собой незаконченный манускрипт книги по устойчивости и занялся этой работой. Так прошло два месяца. В конце апреля наступило настоящее лето — можно было начать странствования. Начали с Италии — к северу от Альп было еще холодно. Остановились в Санта Барбара на несколько дней в том же отеле, где были в 1913 году. Бывшие тогда малые дети, брат и сестра, оказались теперь хозяевами гостиницы. Они нас хорошо устроили и мы пробыли там первые дни мая. Оттуда — прямо в Рим. В Риме мы никогда прежде не были и решили его изучить основательно.
По книгам мы кое‑что знали, теперь осматривали это в натуре. Начали с форума, древних зданий и старых церквей, потом перешли к осмотру Ватикана, его знаменитой библиотеки и картинной галереи. Знакомились с городом. Приняли участие в экскурсиях по окрестностям. Две недели, назначенные для Рима, прошли быстро. Мы порядочно устали. Надо было уезжать. С остановками во Флоренции и Венеции мы отправились в Югославию, прямо в Загреб. За сорок лет скитаний мне пришлось побывать и пожить во многих странах, но только в Югославии я не чувствовал себя чужим. Два года жизни в Югославии представляются мне теперь самыми счастливыми в моей жизни. И профессора и студенты относились ко мне с добрым чувством. Прощали мне мой ужасный хорватский язык, которого я так и не постиг за два года преподавания. Во время позднейших посещений Югославии я убедился, что некоторые выражения, смесь русского и хорватского, употреблявшиеся мной тогда на лекциях, остались и поныне в памяти моих бывших учеников. А этим ученикам теперь уже около шестидесяти лет.
Приехали в Загреб поздно вечером. Устроились в большом, комфортабельном отеле, которого в наше время не было. Югославия видимо богатела. Утром, не повидавшись со старыми знакомыми, отправились осмотреть город и его чудные парки. Только на другой день встретили Чалышева, занявшего мою кафедру в Загребе. Встретили и Рузского, бывшего коллегу по Киевскому Политехникуму. После Киева он занялся инженерными работами. Во время войны работал над проектом канализации Петербурга. После революции опять пошел в профессуру. Был одно время директором Петербургского Политехникума. Выбравшись из России, был профессором в Риге, а потом переселился в Загреб, где преподает прикладную механику. Встретили и других русских знакомых. В разговорах быстро прошло время и нужно было собираться ехать дальше — в Берлин к дочери. Пробыл там до начала июня.
Июнь — лучшее время года в Малороссии. Решил поехать в Луцк проведать брата, посмотреть родные края, оказавшиеся теперь в Польше. О моем приезде я брату ничего не написал. Он оказался в отъезде и должен был вернуться только вечером. Жена его хлопотала по хозяйству. Пошел погулять. Вышел за-город. Поля зеленеют, рожь только что выколосилась. Одна благодать! — совсем как у нас в Конотопском или Роменском уездах. По дороге идут дивчата в праздничных нарядах, очевидно в город. Идут по пыли босиком, черевички несут за спиной. Подойдут к городу — вымоют ноги в речке, наденут черевички и явятся в город в полном параде. Все осталось таким же, как бывало и у нас в давние времена. А как теперь по ту сторону границы? Никто ничего определенного не знает, только слухи, разговоры. Вдоль всей границы проволочные заграждения, пулеметы, сторожевые башни.
Брат вернулся только к вечеру, уставший, но он увлечен своей работой и всегда отстаивает интересы крестьян. Население это ценит, во всем ему доверяет и ищет его советов. Это придает ему силы переносить тяжелые условия жизни. Он до сих пор живет в маленькой квартирке с самой примитивной обстановкой и не видно конца этому житью. Я в то время уже имел в Америке некоторые сбережения и решил брату помочь. Я предложил ему устроить заем на постройку дома. Говорил о займе, так как подарка он не принял бы. Предложение брата заинтересовало и в ближайшие же дни мы с ним осмотрели несколько свободных городских участков, составили приблизительную смету и, вернувшись в Америку, я выслал нужные для постройки деньги. Свой дом, конечно, сразу улучшил положение брата, но, как мы увидим дальше, пользоваться этим улучшением ему пришлось недолго.
