Бернард Барух - От биржевого игрока с Уолл-стрит до влиятельного политического деятеля. Биография крупного американского финансиста, серого кардинала Белого дома

Любопытно, что некоторые чиновники госдепартамента возражали против этой сделки на том основании, что она якобы нарушает Акт о торговле с противником. Я был поражён их возражениями.

– Вы хотите сказать, – потребовал я ответа, – что я не могу купить немецкие нитраты для того, чтобы с их помощью стрелять в немцев?

Вопрос был передан на рассмотрение президенту Вильсону, который поддержал мою сделку. В результате было подписано соглашение, удовлетворявшее всех: мы получали нитраты, в которых отчаянно нуждалась наша промышленность, а чилийской стороне оказывалась помощь, которая способствовала преодолению правительством Чили трудностей внутри страны. И всё же такое соглашение было бы невозможно, если бы мы не знали о проблемах в Чили, которые и использовали как основу для соглашения.

Разрешение взаимных проблем всегда является наилучшей основой для международных соглашений. Пусть это и может показаться очевидным фактом, но после окончания Второй мировой войны мы так и не научились правильно использовать этот факт в отношениях с нашими союзниками. Мы слишком привыкли полагаться на формальную сторону договоров и часто пренебрегаем тем, что действительно необходимо сделать для укрепления структуры взаимных интересов. А ведь только это может служить основой для долговременного союза.

Никто не может купить дружбу других народов. «Друзья», приобретённые подобным образом, очень скоро отрекаются от дружбы под самым незначительным предлогом. А там, где в основе лежит настоящий взаимный интерес, народы прощают друг другу ошибки и снисходительно смотрят на недостатки партнёров.

Наряду с взаимным интересом, в отношениях с союзниками следует быть безупречно честными. Можно перефразировать применительно к союзникам золотое правило: не требуй от других того, что не готов сделать сам.

Первым этот принцип от имени Соединённых Штатов провозгласил президент Вудро Вильсон. Он настаивал на том, что что бы мы ни приобретали с целью ведения войны, то же самое должно быть доступно и нашим союзникам по той же цене, какую заплатим мы сами.

Во время обсуждения этого самого принципа я впервые увидел в Уинстоне Черчилле те качества великого лидера, что сделали его влиятельным военачальником. Мы предложили, чтобы англичане платили ту же цену, что и мы, за любой товар или изделие, приобретённое в Соединённых Штатах, а американцы платили бы одинаковую с англичанами цену за всё, что приобретается в империи. Некоторые из представителей британских деловых кругов выступили против этого. Когда проблему представили на рассмотрение Черчиллю, который в ту пору занимал пост министра вооружений и боеприпасов, он согласился, что это является единственным честным способом строить отношения между союзниками.

Этому основополагающему принципу мы следовали и при распределении нитратов, приобретённых в Чили. Я отверг все предложения воспользоваться нашим контролем над этой партией нитратов, чтобы дать американской стороне преимущество в коммерции. Вместо этого мы решили распределить их на равных правах через международный комитет по нитратам. Этот комитет оказался предшественником объединённых комитетов, которые занимались вопросами распределения остро необходимых материалов между союзниками во время Второй мировой войны.

Я предоставил право назначить председателя Международного комитета по нитратам Черчилля. Впоследствии мы часто шутили, что на тот момент я сделал его «королём нитратов во всём мире».

За более чем сорок лет нашей дружбы я не знаю ни одного случая, чтобы Черчилль сделал предложение, унижающее или оскорбляющее Соединённые Штаты. Готовый выступить в защиту британских интересов, он всегда при этом оставался горячим приверженцем и американских интересов. Во время Второй мировой войны, когда Соединённым Штатам пришлось столкнуться с необходимостью перенацелить часть поставок, лишив их Англию, я часто слышал, как он открыто выражал свой протест Франклину Рузвельту:

– Мой народ сейчас живёт на грани аскетизма, и поставки продовольствия ему нельзя урезать!

Я слышал также, как он бурно выражал свой протест против пренебрежительного отношения со стороны некоторых англичан к нашей стране и её руководителям.

На одном из ужинов, который он давал в мою честь в Лондоне, присутствовало несколько представителей партии тори, недолюбливавших Франклина Рузвельта и его «новый курс». Один из этих джентльменов решил позабавить компанию и задал мне вопрос-загадку: чем похожи Рузвельт и Колумб? Ответом, по его мнению, было то, что Рузвельт, как и Колумб, не знал, куда он направляется, где очутился и когда попадёт обратно.

Встав, я ответил:

– Возможно, это правда, что Рузвельт и Колумб похожи, так как оба искали новые земли и новые горизонты и оба открыли новый мир, который призван исправить все ошибки старого.

Черчилль одобрительно стукнул ладонью по столу и воскликнул:

– Верно! Верно!

Когда Первая мировая война закончилась, американский народ в общем и бизнесмены в особенности пытались вернуться к порядку вещей, который установился до войны. Но только не я. Главной причиной, насколько я знаю, было то, что я нашёл для себя государственную службу более привлекательной, чем финансовые операции. Но я видел и то, что война с самого начала создала много проблем, которые не могли бы быть решены по принципу «Пусть всё идёт как идёт».

И в то время как многие из моих коллег стали вновь пытаться воскресить принцип невмешательства, я продолжал хвататься за решение проблемы того, какой должна быть роль государства в современной жизни. Президент Вильсон вызвал меня в Париж, где я должен был выполнять функции его советника по экономической части Версальского договора. Вместе с ним я боролся за то, чтобы Америка вошла в состав Лиги Наций. Позднее я боролся за то, чтобы дать нашим фермерам более значительную долю национального дохода. Я даже пытался строить планы реорганизации железнодорожной сети страны, а также искать пути выхода из тупика с репарациями и военными задолженностями.

Когда сейчас я снова задумываюсь о тех и многих других трудностях, с которыми нам пришлось столкнуться – от проблем депрессии и Второй мировой войны до холодной войны с Россией, – меня поражает факт, что большинство из них вращаются вокруг одной важнейшей взаимосвязанной проблемы – проблемы войны и мира.

По меньшей мере с 1914 г. наша страна и весь остальной мир то втягивались в войны, то выходили из них. Но мы упорно продолжали считать, что законы экономики мирного времени и общества мирного времени будут соответствовать нашим потребностям. Однако вряд ли можно назвать после 1914-го хоть один год, о котором можно было бы сказать, что это было время свободное от войны и её последствий.