Девятнадцатого сентября 1676 года гетман вышел из города. Впереди процессии шли священники с крестами и в полном облачении, затем старшина и чигиринцы. Придя в табор за три версты от Чигирина, Дорошенко со всеми жителями города принес присягу «и в винах своих добили челом»91. После этого он вернулся в Чигирин. Условия капитуляции включали гарантию жизни и имущества – гетману, старшине и всем жителям города.
Через четыре дня после принятия этих условий Дорошенко прибыл в лагерь Самойловича и Ромодановского снова принес присягу и отдал все клейноды. Затем оба гетмана обедали у Ромодановского, и Дорошенко вернулся в Чигирин. Через несколько дней Самойлович нанес ответный визит, во время которого Дорошенко отдал ему ключи от Чигирина и всю артиллерию.
Трагические события капитуляции Чигирина в 1676 года и сложение с себя гетманских полномочий Петром Дорошенко не стали последними событиями его длинной жизни. Все другие украинские гетманы, попадавшие в опалу, обычно заканчивали свой путь в Сибири. Добровольно сдавшегося Дорошенко эта судьба минула. Однако он представлял собой слишком выдающуюся, а оттого опасную личность, которую боялись как в Украине (прежде всего, и. Самойлович), так и в Москве.
В окружении Федора Алексеевича было принято решение об отсылке Дорошенко из Украины. В связи с этим к гетману и. Самойловичу отправились стольник С. Алмазов с подьячим В. Парфеньевым. Они прибыли в Батурин и через несколько дней были отпущены в Сосницу. Самойлович приказал стольнику побыть в Соснице хотя бы с неделю, пока Дорошенко соберется. Однако сразу вслед за этим Самойлович прислал к стольнику генерального бунчужного, «чтоб он Дорошенка каков есть, хотя будет отиматца и немочью, взял с собою, ехал к Москве тотчас».
Дорошенко, конечно, был возмущен такими обстоятельствами своей отправки и сказал стольнику, что даже осужденным на смерть говорят об этом заранее. И «Бог де судит гетмана» за то, что тот его не предупредил92. Самойлович, конечно, имел возможность уведомить Дорошенко о планируемой отправке в Москву, он мог не торопить его с отъездом, но предпочел быстро и без распространения информации выпроводить грозного пленника из Украины.
С. Алмазов с П. Дорошенко выехали из Сосницы в Москву 18 марта 1677 года. По словам В. Парфеньева, Дорошенко в дороге временами был весел, а временами грустен. Он явно опасался, что его арестуют, хотя стольник его и уверял в милости царского величества93.
Двадцать седьмого марта 1677 года Дорошенко приехал в Москву в сопровождении Семена Ерофеевича Алмазова, десяти казаков и четырех челядников94.
На приеме у царя Дорошенко был вместе с посланцами Самойловича – генеральными старшинами судьей и. Домонтовым и писарем С. Прокоповым. В речи думного дьяка бывшему гетману выговаривалось за то, что тот «многие годы стоял в упорстве» и Правобережным городам и местечкам в результате его упрямства было нанесено большое разорение. Но за добровольную сдачу царь «пожаловал, вины и преступления» отпустил и обещал и «ввек» не вспоминать95.
Седьмого апреля сам Дорошенко писал к и. Серко, хвастаясь, что видел «царское лицо» и «был у руки». Он упоминал также, что в то же время в Москве был освобожден и его брат Григорий96.
По приезде Дорошенко был размещен в большой деревянной избе вместе с генеральными войсковыми старшинами. Он просил царя поселить его на отдельном дворе. На это Федор Алексеевич приказал его перевести с Малороссийского двора на новый Греческий97.
Устроившись в Москве, Дорошенко практически сразу (10 апреля) «бил челом», чтобы к нему из Сосницы была направлена его жена98. Подьячий Василий Юдин прибыл в Батурин к гетману и. Самойловичу в начале мая и передал указ, чтобы он жену Дорошенко из Сосницы отпустил и дал бы подводы под ее имущество99.
Эта просьба неожиданно натолкнулась на упорное сопротивление Самойловича. Тот ссылался на то, что во время капитуляции он и старшина «пред образом пресвятые Богородицы и пред святым евангелием» поклялись Дорошенко, что он с братьями, с женой и с родственниками будет жить, где захочет, на Левобережье или в Чигирине. Поэтому де гетман и поселил его в Соснице. А теперь он, Дорошенко, отослан в Москву и оттуда пишет, чтобы Самойлович поступил согласно своему обещанию и упросил бы царя отпустить его с Москвы в малороссийские города к жене. Удивленный подьячий отвечал, что Петр Дорошенко бил челом великому государю об отпуске к себе жены своей сам по воле, и подал в Малороссийском приказе письмо, написанное своей рукой100.
Через день, 16 мая, подьячий был приглашен на двор Самойловича, где уже находились мать П. Дорошенко, старица Митродора, его братья Григорий и Андрей и жена Люба. При В. Юдине они все «били челом… гетману со слезами», умоляя исполнить просьбу бывшего гетмана. Самойлович упорствовал и заявлял, что не может посылать их насильно, иначе все решат, что Дорошенко с супругой отправляют в Сибирь101. Настаивая на своем, В. Юдин отправился к родственникам Дорошенко и заставил их подтвердить, что они отпускают жену Дорошенко. И только тогда взбешенный Самойлович согласился ее отправить, дав две недели на сборы.
Но когда подьячий вернулся в Батурин 27 мая и снова просил отпустить жену Дорошенко, его братья заявили, будто после отъезда бывшего гетмана в Москву его жена «учала пить безобразно». Когда же ей сказали, что нужно ехать в Москву, Люба кричала, что в этом случае муж ее «недолго на свете будет жить»102.
Сам Дорошенко писал думному дьяку Лариону Иванову 17 июня 1677 года, настаивая на присылке своей жены. Но Самойлович, видимо, считал для себя выгодным нахождение семьи Дорошенко под его контролем в Соснице. Это делало положение бывшего гетмана зависимым от его власти, а к тому же давало козыри перед угрозой внутренних восстаний и турецко-татарского наступления.
В конечном счете жена Дорошенко была доставлена в Москву, но уже усилиями стольника А. Карандеева, отправленного в Батурин 29 июня103. Самойлович попытался было опять говорить, что Петр Дорошенко писал к братьям своим, чтоб жены к Москве не посылать. Но у Карандеева имелась челобитная Дорошенко, и Самойловичу пришлось уступить104.
В июне Дорошенко просил царя дать пятьдесят подвод для встречи жены от Севска к Москве. С ней ехало восемь «скарбных возов», рыдван, коляска и пять возов со всякою рухлядью. С ней были дочь, провожатых шесть человек, да одна женщина105.
На этом выяснение отношений между Дорошенко и Самойловичем не закончилось. Действующий гетман постоянно получал от бывшего просьбы походатайствовать перед царем «об отпуске с Москвы». Самойлович уверял, что уже просил царя, и убеждал не терять надежды, обещая получить разрешение от царя еще до победы над неприятелем. Но Дорошенко продолжал с упреком писать Самойловичу о нарушении данного слова. И был прав, так как заверения гетмана были далеко не искренни. В разговоре со стольником А. Карандеевым Самойлович прямо заявил, что и не помышлял просить об отпуске Дорошенко с Москвы: «...в нынешнее де настоящее воинское время Петру Дорошенку быть в Украине невозможно» 106. Речь шла о наступлении турок на Чигирин.
