Стрингер родился и вырос в Уэльсе, эмигрировал оттуда в США, где был призван в армию и отправлен во Вьетнам. Потом он устроился на телевидение и сделался исполнительным продюсером CBS Evening News с Дэном Разером. Говард продолжал карьеру и в итоге стал президентом CBS News. Он был отличным рассказчиком и мог заставить собеседника поверить в то, что действительно знает толк в шоу-бизнесе. Если вы, конечно, сами не эксперт, то легко могли принять его рассуждения за чистую монету. Но Говард на самом деле хорошо подходил для работы в новостном подразделении и не давал никому повода публично усомниться в его общей компетентности – ведь все любили его за веселый и дружелюбный нрав. После перехода в TeleTV он был замечен Идеи и выбран для руководящей работы. Иными словами, в тот момент компанию возглавляли два человека, которые ничего не понимали в своем новом ремесле и уж точно не разбирались в музыкальном бизнесе. Хуже того, они приобретали все больше власти.
По мере того как состояние здоровья Оги ухудшалось, он отдалялся от руководства компанией и делегировал Идеи все больше полномочий. В 1998 году тот стал вторым генеральным директором всей корпорации. Но он явно не был уверен в прочности своего положения – это было видно по тому, как он старался умалить на публике значение Стрингера. А Говард только улыбался. Помню, как на одной важной управленческой конференции Идеи представил нам Стрингера, пригласив его в президиум.
– И конечно, сегодня я привел с собой моего виночерпия, Говарда Стрингера, – сказал Идеи.
Казалось, что босс не контролирует ситуацию, но твердо уверен в одном: нижестоящим нужно постоянно показывать, кто здесь главный.
Я же смотрел на вещи просто, решив спокойно делать свое дело и не лезть на линию огня. Ну а если мне станут давать указания сверху – что же, надо будет выполнять. Я давно понял, что забивающего игрока не сажают на скамейку запасных. А проекты, которыми мы в то время занимались, обещали принести компании много победных очков.
Эмилио Эстефан звонил мне не только по деловым вопросам. В течение довольно долгого времени он уговаривал меня встретиться с некоей девушкой, которая очень понравилась им с Глорией. Я все еще переживал последствия катастрофы с Мэрайей, а Эмилио с Глорией изо всех сил старались помочь мне развеяться.
– Кто она такая? – спросил я у него, когда он впервые завел этот разговор.
– Наша знакомая певица и актриса из Мексики. Ее зовут Талия.
Талия была родом из Мехико. Она не только отлично пела, но и снималась в телесериалах, ставших знаменитыми по всей Латинской Америке. К тому времени она стала звездой даже для аудитории на Филиппинах.
– О нет! – отмахивался я. – Нечего даже и пытаться. Я это уже проходил.
Но Эмилио продолжал настаивать.
– Послушай, я уверен, она тебе понравится. Просто сходи с ней выпить! – убеждал меня он. – Просто поболтаете, и все.
Саму Талию Глория и Эмилио обрабатывали подобным же образом года полтора.
– Вы похожи как две капли воды, – говорил ей Эмилио. – У вас одинаковая внутренняя суть!
Но всякий раз, когда Глория затевала этот разговор, Талия реагировала примерно так же, как и я сам: «Нет, не заинтересована. Он еле выпутался из брака со знаменитостью. Разведен. Дети. Оно мне надо?»
В конце 1998 года Талия на несколько дней приехала в Нью-Йорк, и наконец-то Глории с Эмилио удалось убедить нас обоих встретиться и пропустить по стаканчику. Так что мы договорились встретиться в одном из моих любимых ресторанов, в Scalinatella, зал которого помещался ниже уровня земли под Восточной Шестьдесят первой улицей. Я и правда не был уверен в том, нужно ли мне свидание вслепую, а потому попросил троих моих друзей из Sony составить нам компанию на случай, если дела с самого начала пойдут не очень хорошо. Конечно, в ином случае я всегда мог попросить народ удалиться.
И вот я сидел за столиком со своим мартини. Тут в зал спустилась Талия, одетая в белое кашемировое пальто. В первый же момент меня поразили ее длинные, роскошные темно-золотистые волосы… Мне не хочется бросаться голливудскими штампами, но для меня она выглядела как ангел, сошедший по ступеням прямо с Небес. Я сидел внизу в своем привычном черном свитере – что еще надеть для свидания? – и мне в какой-то миг показалось, что полумрак ресторана внезапно озарился нездешним светом.
Я встал и протянул ей руку, но она приблизилась и поцеловала меня в щеку, что было более характерно для Мексики.
– Пожалуйста, садись, – сказал я. – Позволь я помогу снять пальто?
Но тут я понял, что у меня дрожат руки. Ох. Я быстрым кивком дал друзьям знать, что их помощь не требуется…
Мы начали говорить, но это трудно было назвать беседой, поскольку в то время она почти не владела английским, а мой испанский находился на самом примитивном уровне. На неделе Талия заканчивала сниматься в каком-то фильме – съемки проходили в Нью-Йорке, и она выдавала мне фразы из роли, которые запомнила на слух, не очень-то понимая их значение. Было очень забавно, когда она пыталась вставить в разговор ту или иную реплику, пытаясь угадать, где каждой из них полагается находиться. Но в основном мы общались посредством мимики, жестов и ломаных фраз. Мы тогда использовали все доступные нам приемы коммуникации – все для того, чтобы быть понятыми собеседником. И это было прекрасно, просто прекрасно! Возможно, мы не вполне разбирали слова, которые говорились в тот день, но все же это была самая страстная, чувственная, захватывающая и гипнотическая беседа из всех, в которых мне когда-либо доводилось участвовать. Этот коммуникативный разрыв между нами сам по себе оказался подарком Небес.
Талия сказала, что ей нужно собираться на вечеринку в честь окончания съемок. Это был ее последний вечер в Нью-Йорке.
– Хорошо, – сказал я. – Когда мы сможем встретиться снова?
– Ну, мне нужно будет сняться в одном сериале… – ответила Талия.
– И это означает…
– Означает, что я застряну в Мехико на время съемок, а это шесть – восемь месяцев.
– Что? Выходит, я тебя восемь месяцев не увижу?!
– О, мы будем на связи, – возразила она. – Мы найдем способ.
По крайней мере, мне показалось, что она выразилась именно так. Я подбросил ее на вечеринку, а потом отрешенно сидел в машине и думал: «Не могу поверить, что это происходит со мной…» Я немедленно позвонил Эмилио и сказал:
– Дружище, какого черта! Почему ты мне раньше про нее не рассказал?!
– Ты придурок, – миролюбиво ответил Эмилио. – Да я целый год только о ней тебе и говорил! А ты все: «Не хочу встречаться, никаких актрис, никаких певиц…» Каждый хренов раз, когда я напоминал о ней, ты сам велел мне заткнуться и забыть об этом!
