Несколько раз их останавливали фашисты. Документы были в порядке. Они гнали стадо поближе к расположению войск, предлагали солдатам доить коров, ссылаясь на то, что справиться самим не под силу.
Вот тут-то Миша становился зазывалой. Он шнырял среди вражеской техники, приглядывался, запоминал. И как-то восхитил Алексея Кузьмича своей наблюдательностью.
— Танки стоят здоровенные, какие-то лобастые, и пушки во-от такие, — показал он толщину ствола руками с растопыренными пальцами.
Лойко погнал скот поближе к танкам и тоже удивился: таких он никогда не видел, Миша подсказал:
— У танкистов чуть ли не у всех ленточки разноцветные вот тут, под пуговицей, — показал он на грудь. — Это награды? Отличились где-то.
Вскоре важная новость полетела в эфир. Закончив передачу, Алексей Кузьмич ободрил мальчишку:
— Гордись, твои вести известны в штабе фронта.
Приятной была Мише похвала. Он даже засмущался, как девушка.
Но благодушное настроение длилось недолго: подошли к передовой, которую наши оставили. Грустно оглядели поле боя. Задерживаться не стали. Вечерело, и они спешили. Неожиданно позади на шоссе остановились два крытых грузовика, и из них попрыгали на землю солдаты. Сразу — к стаду, а двое направились к Алексею Кузьмичу.
Лойко спокойно пошел навстречу. Он ожидал, что вот сейчас у него спросят документы и тогда он не спеша вынет из кармана… Удар прикладом в плечо сбил Алексея Кузьмича с ног.
В стороне загремели ведра, вскрикнул Миша и притих. Слышались возбужденные, непонятные голоса.
Когда Лойко поднялся, у него не было ни винтовки, ни пистолета. Он пробовал объясниться, пальцем показывая на свои документы, оказавшиеся в руке солдата. Гитлеровец замахнулся на него кулаком, но не ударил, остановленный окриком фельдфебеля. Тот стоял возле вываленной из мешка рации — советской, в зеленой покраске…
Мишу бросили в кузов первым. А когда втолкнули туда Алексея Кузьмича, мальчишка с наивным видом спросил:
— За что они нас?
— Разберутся, парень. Ты-то, кажись, из этих мест…
Их отсадили друг от друга. Но Миша уже догадался, что надо говорить ему, когда спросят: «Пристал к дяденьке со стадом, чтобы прокормиться… коров доил…»
Было уже темно, когда их привезли в село, и, если бы не знакомый двор старосты — «свояка», разведчики не сообразили бы, где находятся.
* * *
Остатки расчлененной 6-й армии продолжали драться в полном окружении, пытаясь выйти к своим. Прорыв к реке Сенюхе захлебнулся. Враг предложил окруженным сдаться. Ответом был последний, отчаянный бой, попытка прорваться в северном направлении, где, по расчетам, могли еще находиться части 26-й армии.
Прорыв успеха не имел. Пробиться сквозь густое скопище вражеских войск оказалось не под силу. Уцелевшие разрозненные группы 6-й армии стали выходить из окружения самостоятельно. Шли на Кировоград.
…Михаил Степанович Пригода с тремя командирами штаба армии и несколькими красноармейцами остановились на дневку в селе Вербки. Пожилая хозяйка хаты, готовя на тагане ведерный чугун еды, рассказывала:
— Недолго носились тут немцы, утром понаехали, к вечеру исчезли. Они вдоль больших дорог держатся… Собирали нас возле школы. Пузатый фриц с грузовика орал: «Господа! Мы вас освободили…» А сам все об уборке хлеба надрывался. «Новый порядок», говорит, требует свой порядок. Обещал землю и колхозное добро, которое они уже понахапали, между всеми распределить. Церковь обещал восстановить, а в религиозные праздники разрешить молиться, не работать.
— Объявления какие-то на столбах, о чем они? — спросил Михаил Степанович, собираясь бриться.
— Приказов понавешали, — выглянула в окно хозяйка и пошире растянула штору. — Четырнадцать пунктов расписали, и в каждом — расстрел: за неподчинение, за порчу проводов, телеграфных столбов, уничтожение хлеба, скота… Все-то я и забыла.
— Старосту избрали?
— В тот же день, — присела рядом с Пригодой хозяйка. — На работу каждый день гоняет. Осенью обещают по двенадцать пудов зерна на человека дать.
— И вы поверили? — Очень уж задело Михаила Степановича это обещание.
— Нешто народ глупый, сразу поняла хитрость: побольше хлеба собрать желают и вывезти. Как тут быть?
Мыльная кисточка в руке Пригоды еще некоторое время продолжала ходить по щеке, но все медленнее, останавливаясь.
— Как быть? — повторил Михаил Степанович задумчиво. — Желательно, чтобы ничего врагу не досталось.
— Легко сказать, — пошла к таганку хозяйка. — Они вон, пока день стояли, шесть раз заставляли корову доить. Всех курей переловили, один кобель остался, и того чуть не прибили.
Будь этот разговор с мужчиной, Пригода никак бы не удовлетворился таким несложным ответом. Но перед ним стояла пожилая женщина, и он счел достаточным то, что услышал.
А та не успокоилась:
— В Каменке вон мальчишка ухлопал спящего офицера, глупый, у себя на квартире расправился, повесили его. Да еще семнадцать школьников собрали возле клуба и расстреляли. Запугивают народ.
…Спали на сеновале. Дежурили по очереди. Хозяйка пошла раздобыть гостям еды на дорогу. Вернулась с пожилым дядькой на телеге.
— Получайте харч, — сдвинула с задка сено женщина. — Хлеба на всех, сала… Деверю вот спасибочки, выручал.
Деверь сразу с вопросом:
— Правду балакают фрицы, будто и Ленинград и Москва окружены?
— Врут, конечно, языком-то они уже и Киев взяли, — ответил Пригода с усмешкой.
— Во-он оно что, — потер седой затылок дядька. — А японец, турка ничего?.. Ну на Кавказе, на Востоке нет войны?
— Кто это говорит? — насторожился Михаил Степанович.
— Захватили, толкуют…
— Ерунда, — отмахнулся Пригода. — Два дня назад там тихо было… Спасибо вам. От Советской власти спасибо. Прощевайте пока.
— Эх, хошь бы дня на три она вернулась, Советская власть, — сверкнули у дядьки глаза. — Перевешали бы сволочей, которые фашисту зад лижут, а потом и помереть не страшно.
— Вернется, и навсегда, это я вам твердо говорю, — заверил Михаил Степанович и низко поклонился хозяйке. — Вернемся, мать!
До заседания Военного совета фронта Плесцов не смог доложить Михееву оперативную информацию из особых отделов армий и корпусов.
— Погоди, такие бумаги наши захватили у врага, не до чего сейчас, — отмахнулся от него Анатолий Николаевич. — По пути в штаб доложишь, возьми материалы.
В кабинете у Михеева находились Ярунчиков и вернувшийся из вражеского тыла Сева Бугаенко, а сбоку стола склонился над бумагами переводчик Акопян. Разговаривали тихо, чтобы не мешать лейтенанту переводить на русский язык немецкие документы: два приказа генерала Штапфа и директиву с анализом боевых действий на киевском направлении за минувшую неделю.
