который рассчитывал. Напротив, вы потеряли контроль над территорией вдвое большей, чем сам Карабах. Стоит ли повторять? Понятно, что если еще раз будет развязана война, то она не ограничится Карабахом: Армения не останется в стороне, кто бы ни был президентом Армении. Значит, начнется война между Арменией и Азербайджаном. Вы к этому готовы? Вы этого хотите?
Новой войны не желал никто – ни он, ни я. Мы искали вариант мирного решения, который устроил бы обе стороны.
– Я не могу отдать вам Карабах, – говорил Алиев.
– Что значит отдать? – удивлялся я. – Ведь по факту у вас его нет. Как вы можете отдавать или не отдавать то, чем фактически не владеете? Если вы отказываетесь от мыслей о военном захвате, то вам придется принять идею, что Карабах уже не ваш.
Впрочем, эмоциональных споров между нами не возникало: мы оперировали аргументами, и каждый пытался сформулировать свою позицию, высказать и объяснить свою озабоченность, обозначить границу того, что он может и чего не может сделать.
Суть предложения Алиева состояла в следующем: Азербайджан может признать Карабах армянским вместе с коридором, соединяющим его с Арменией. Однако взамен, наряду с возвратом захваченных нами во время войны районов вокруг Карабаха, он предлагал обмен территориями. Речь шла о Мегринском районе Армении, который отделял Азербайджан от Нахичевани. Такой обмен мы считали абсолютно неприемлемым в первую очередь из-за потери границы с Ираном. К тому же – а что делать с людьми, которые живут в этом районе? Как мне, карабахцу, сказать им, что ради присоединения Карабаха к Армении Мегри переходит к Азербайджану?
Теракт в парламенте Армении 27 октября и вызванный им острый внутриполитический кризис на время прервали переговорный процесс. Мне требовалось восстановить управляемость в стране и укрепить свои пошатнувшиеся позиции для продолжения столь важных переговоров.
Ки-Уэст – мирный договор, который не был подписан
В середине 2000 года переговорный процесс возобновился. Наиболее значимой стала наша с Алиевым встреча рядом с селом Садарак, недалеко от Нахичевани. Специально для переговоров азербайджанская сторона разбила компактный полевой лагерь. Мы обсуждали все ту же тему: как нам размежеваться. Я понимал желание Азербайджана иметь связь с Нахичеванью, но предложил рассмотреть другой вариант: а что, если мы предоставим Азербайджану суверенную дорогу, проходящую по территории Мегринского района Армении и соединяющую две части Азербайджана? Алиев сказал, что не представляет, как это можно реализовать, и мы провели целую серию переговоров по этому вопросу: пытались понять, как это можно осуществить, искали примеры реализации подобного решения в истории других стран, обсуждали, как и какими силами можно обеспечить суверенность дороги, кто будет дорогу патрулировать. Местность там горная, нам пришлось бы проложить трассу длиной 50 километров, состоящую преимущественно из туннелей и эстакад.
К этому времени об идущем между нами переговорном процессе мы уже поставили в известность посредников, и они активно в нем участвовали. В общих словах мы довольно близко подошли к варианту, при котором Азербайджан признает Карабах с Лачинским коридором частью Армении в обмен на возврат удерживаемых нами азербайджанских территорий и особый статус дороги через Мегри в Нахичевань, которую будут патрулировать международные миротворцы. Но оставалось много деталей, которые необходимо прояснять, чтобы договориться.
Настало время привлечь первых лиц стран-посредников: это придало бы больший вес процессу и гарантировало, что международное сообщество готово приложить достаточно ресурсов для практической реализации договоренностей, если они станут окончательными. Одним из первых подключился президент Франции Ширак, который всегда проявлял неподдельный интерес к урегулированию конфликта и хорошо знал его тонкости. Он пригласил меня и Алиева в Париж, где состоялись очень продуктивные переговоры в трехстороннем формате. Позже на ланче Жак Ширак сказал, что впервые у него возникло чувство, что процесс сдвинулся с мертвой точки и мир на Кавказе обретает реальные черты. Мы провели совместную пресс-конференцию и разъехались в оптимистическом настроении. Оставалось подготовить общественное мнение внутри наших стран к принятию предложенного плана. Это было непросто: противников такого урегулирования и в Азербайджане, и в Армении хватало.
В этот момент посредническую инициативу у Франции перехватили американцы – на сцену вышел Керри Кавано. Керри являлся американским сопредседателем Минской группы ОБСЕ и теперь решил, что это – его звездный час: при сопредседательстве Кавано может быть подписан исторический документ! А может быть, посчитал, что нельзя упускать момент, надо форсировать переговоры, пока президенты настроены решительно. Человек энергичный, с большими амбициями, он перехватил инициативу и стал очень активно подгонять процесс.
Началась практическая работа над проектом соглашения со всеми деталями. Кавано убедил госсекретаря США Колина Пауэлла, чтобы тот в качестве посредника принял участие в подписании мирного договора. Выбрали место – Ки-Уэст, самую южную точку США, красивейшие острова, где жил Хемингуэй. Назначили дату – 3 апреля. Все это происходило с таким напором, что Ширак, с которым нас связывали довольно близкие отношения, поделился со мной своими сомнениями: «Мне кажется, американцы слишком спешат, надо, чтобы ситуация вызрела в большей степени, а они, похоже, этого не понимают». Разговор происходил в Париже, куда я приезжал с визитом в феврале 2001 года.
Недели за две до Ки-Уэста в Азербайджане были объявлены парламентские слушания на карабахскую тему. Я внимательно следил за выступлениями, и что-то меня насторожило. Алиев полностью контролировал парламент, и я не мог понять, зачем ему вдруг понадобились эти слушания, а главное, куда они в итоге приведут. Тональность и характер выступлений явно не помогали подготовить общественное мнение: скорее они показывали, что меняется подход.
Я пригласил к себе посла Соединенных Штатов и сказал, что обеспокоен слушаниями в парламенте накануне поездки в Ки-Уэст: у меня появилось ощущение, что Алиев готовит почву для отказа. «Вы уточните, пожалуйста, у Алиева, – попросил я его. – Если что-то изменилось, Ки-Уэст надо отменять, а то получится конфуз, да еще и при посредничестве госсекретаря». На следующий день посол мне сообщил: «Нет, все нормально. Мы связались с Алиевым, и он подтвердил: все в силе. Обсуждение в парламенте он объясняет необходимостью подготовить общественное мнение». «Ладно, – подумал я, – может, показалось». Еще через два дня выступал сам Алиев. Я читаю текст его выступления и вижу: да нет же, не показалось. Что-то явно идет не так! Прошу Вардана Осканяна: «Свяжись еще раз с американцами. Мне эта история не нравится. Я думаю, в Ки-Уэсте ничего не получится». Он еще раз связался – уже и с послом, и с Кавано. Те на следующий день снова сказали: все в порядке, они общались с Алиевым, и тот подтверждает, что едет в Ки-Уэст с серьезными намерениями. Звонить Алиеву напрямую в этой ситуации я не стал, опасаясь,
