Хотя «Photograph» была наполовину сочинена Джорджем, этот сингл продемонстрировал вершину Старра–композитора в тяжелых финансовых условиях; особенно это касалось песни со второй стороны сингла, «Down and Out», которую Ринго сочинил без чьей–либо помощи. Эта вещь, написанная в 1972 году, уже не подходила для «Ringo» с ее обилием духовых, фортепианными пассажами Гэри Брукера и слайд–соло продюсера Харрисона. Пускай ее текст был столь же поверхностным, «Step Lightly» — еще одно сочинение Старра — с большей легкостью адаптировалось к климату альбома. С кларнетами и синкопированными притопываниями самого Ринго на манер данс–бэндов тридцатых годов, она стояла вторым номером на второй стороне пластинки — туда же в свое время поместили «When I'm 64» на «Sgt. Pepper».
Столь же пикантным ингредиентом в котелке «Ringo», как и «усыновление» блудных сыновей «The Beatles», был композиторский союз Ринго с Вини Пончей; эта связь принесла гораздо более значительные результаты, чем, например, связь Пончи и Питера Андерса с «The Tradewinds» и «Innocence». После выхода «There's Got to be a Word» дуэт стал вращаться на орбите Ричарда Перри, что привело к появлению пластинки под их собственными именами, а Вини стал продюсером Мелиссы Манчестер и других клиентов Перри.
Выступая в качестве ассистента Перри на записи «Ringo», Понча как–то вечером пытался найти тональность, в которой можно было бы использовать глотку Ринго для одного из номеров: «У меня было полно кусочков из песен, и я по очереди проигрывал их Ринго, затем он отобрал несколько из них, и вдруг мы поняли, что можем сочинять вместе. Так мы и сошлись — с тех пор мы продолжаем наше сотрудничество».
Первым плодом совместных усилий команды Пончи — Старки стала броская «Oh My, My», с ее искусственно воссозданной атмосферой вечеринки, которая была достаточно заразительной, чтобы выйти на сингле в США и стать хитом. Если бы ее строчка «get into your bed» («ложись в постель») была изменена, этой чести могла бы удостоиться «Devil Woman», которая, помимо избитого названия, отличалась не менее затасканным «хэви–металлическим» гитарным звучанием. Для Ринго было по меньшей мере странно отбивать другой ритм под менее «тяжеловесного» Джима Кельтнера, который, в свою очередь, на других четырех песнях хлопал в унисон с Ринго в манере «Glitter's Band» Гэри Глиттера.
То, что Ринго часто полагался на Кельтнера — с годами он это делал все чаще, — заставляет задуматься о самоопределении Старра как музыканта и о его студийной методике. Как это делали Слай Стоун и, я подозреваю, Дэйв Кларк, он и его продюсер — голова к голове в режиссерской кабине — время от времени нанимали добросовестного Кельтнера для записи фонограммы, а после того как был записан четкий ритм, Ринго накладывал свою характерную партию ударных. Что касается технической стороны дела, то здесь Ринго руководствовался инстинктом. Инженер Стивен Липсон вспоминал, что, если Ринго нравилось, как выглядит микрофон, «мы пробовали записывать через него барабаны. Он был счастлив. Барабаны звучали в стиле Ринго Старра».
Одной из сильных сторон «Ringo» было то, что каждый из тех, кто участвовал в его записи, мог проявить здесь свою индивидуальность. К примеру, вокальная гармония Харрисона в «Photograph» и Леннона в «I’т the Greatest» не были «обезличены» при сведении. Не была похоронена и гитара Волана в нисходящих фортепианных обращениях и пассажах саксофона в кавер–версии Рэнди Ньюмана «Have You Seen My Baby?».
Каждый раз доводя в студии коллег по «Т Rex» до точки кипения, Болан никак не вписывался в спокойную рабочую атмосферу Старра и Перри. В то время как Старр записывал очередной вокальный дубль, эти парни затевали спор, «на какую сторону лица я упаду, если выпью четверть галлона бурбона». Прислушавшись повнимательнее, в таких вещах, как «What Shall I Do with the Drunken Sailor?» или «You're Sixteen», фэны могли ясно услышать хихикающего, изрядно подвыпившего Старра. Но даже при этом его пение было на порядок выше и аккуратнее, чем на «Beacoups of Blues».
В индустрии, где мерилом успеха артиста являются суммы продаж его альбомов — особенно в Северной Америке, — «Ringo» сразу же зарекомендовал себя с лучшей стороны — альбом возглавил хитпарад «Billboard». В чартах синглов триумф следовал за триумфом, когда «Photograph» все еще оставалась в первой десятке, a «You're Sixteen», в свою очередь, хитом Номер Один на протяжении семи дней, пока его не сместила Барбра Стрейзанд. Старр не был автором «You're Sixteen», но лишь Маккартни удавалось дважды сорвать джекпот. Леннон, ни одно из творений которого не занимало первой позиции, полагал, что Ринго «не удастся достичь большего у спеха, чем кому–либо из нас». Как бы то ни было, всю прибыль от продаж альбома Ринго растратил до последнего пенса.
Ожидая внушительных денежных поступлений от продаж «Ringo» и его синглов, Старр прикупил Tittenhurst Park в течение первых двух недель после того, как Ленноны выставили имение на продажу в сентябре 1973 года. Отличный компромисс между далеким Элстедом и урбанизированным Хайгейтом, новые земельные владения Старки в стороне от главной магистрали Эскота, ведущей в Лондон, находились на стороне «Голливуда–на–Темзе», противоположной Хенли, где проживали Харрисоны. Более близкими соседями Старки были такие же нувориши, занимавшие в поп–иерархии примерно тот же статус, что и Ринго: Род Стюарт — в Брее, Джимми Пейдж — в Виндзоре, а Рик Уэйкман в Кэмберли.
Теперь все они населяли суперпрестижный район, далекий от городской суеты и домов на две семьи среднего класса. Воскресная идиллия прерывалась там лишь отдаленным гудением изредка взлетающего из Хитроу «Конкорда», а в остальном лишь еле различимые силуэты труб на горизонте напоминали им о том, что они живут в двадцатом веке.
Белый двадцатишестикомнатный особняк Ринго в стиле Тюдоров и несколько хозяйственных построек представляли историческую ценность, поэтому Ринго обязан был поддерживать здания в приличном состоянии и время от времени «принимать» инспекторов из National Trust. Вряд ли сквайр елизаветинских времен мог мечтать о столь многих разрешенных нововведениях — сауне, бассейне и неизменной бильярдной с грязными окнами.
Последнюю сольную пластинку, «Imagine», Джон Леннон записал в восьмиканальной студии, в которой не было разве что церковного органа, расположенной в строении, бывшем когда–то часовней. Переименовав студию в «Startling Studio», новый владелец сдавал ее внаем всем желающим; номер, по которому можно было позвонить по этому вопросу, был указан в местном телефонном справочнике. Битломаны, звонившие по этому номеру, натыкались или на автоответчик, или на инженера–менеджера Майка О'Доннелла, который поднимал трубку. Самого же Ринго изредка видели среди прилавков с семенами на рынке Tittenhurst Nurseries.
