Основу христианского учения Толстой видит в непротивлении злу. И в течение первых лет после духовного кризиса он проповедовал абсолютное «непротивление злу» в полном согласии с буквальным и точным смыслом евангельских слов. Однако пассивное отношение к совершаемому злу настолько противоречило всей натуре Толстого, что он не мог оставаться приверженцем подобного принципа и вскоре начал толковать евангельский текст в смысле «непротивления злу насилием…»
Все позднейшие произведения Толстого являются страстным противлением различным формам зла, которое он видел в окружающем его мире. Его мощный голос постоянно обличал и самое зло и совершающих его людей. Он осуждал только борьбу со злом при помощи физической силы, считая, что такая форма сопротивления причиняет только вред.
Когда в 1881 году был убит народовольцами Александр II и участники «дела 1-го марта», включая и Софью Перовскую, были приговорен к смертной казни, Толстой, потрясенный этим, написал письмо Александру III, в котором умолял его, как брата, ради своей совести, показать добрый пример христианского милосердия и не допускать казни. Толстой передал письмо Победоносцеву, прося отдать царю, но Победоносцев не решился на это и оставил его у себя.
Когда Николая II вскоре после своего воцарения на приеме представителей духовенства заявил, что либералы должны отказаться от бессмысленных мечтаний о введении в России конституции, Толстой написал молодому царю гневное письмо. Царь не обратил на него никакого внимания. Тогда Толстой написал в 1902 году другое, а в 1908 году взволновал весь культурный мир своим обращением к царю «Не могу молчать!» Он протестовал против многочисленных казней революционеров, происходивших после 1906 года по всей России после того, как революционное движение было подавлено.
Так Толстой «противился злу» со всей силой, какая была в его власти, и он лишь отказывался одобрять сопротивление злу силой. Его призывы к крестьянам, чтобы они перестали брать в аренду землю у помещиков и прекратили бы работать на них, а также его призывы к солдатам и офицерам отказываться от военной службы, конечно, были призывами к противлению, протесту против существующего несправедливого строя жизни…Можно сказать с уверенностью, что ни один писатель со времен Руссо не имел такого глубокого влияния на весь мир в смысле пробуждения человеческой совести, как Толстой…
Из книги «Современная наука и анархия» (1901) 1
1 Кропоткин П. А. Современная наука и анархия. (Пер. с франц. под ред.)
…В каждой науке, когда мы начинаем изучать ее основательно, мы доходим до известного предела, дальше которого в данный момент не может идти. Это именно и делает науку вечно юной, вечно привлекательной. Какой экстаз и какой восторг охватывал нас в середине девятнадцатого века, когда были сделаны такие прекрасные открытия в астрономии, в физических науках, в биологии, т. е. науке жизни, и в психологии. Какие прекрасные горизонты открывались перед нашими глазами в это время, когда границы науки так внезапно были раздвинуты. Раздвинуты, но не уничтожены, потому что сейчас же установились новые границы, и со всех сторон возникли новые проблемы, требовавшие разрешения.
Наука постоянно раздвигает, таким образом, свои пределы. Там, где двадцать лет тому назад она останавливалась, теперь уже завоеванная область. Граница отступила. Но, сделав большой шаг вперед, наука снова останавливается, чтобы пересмотреть свои победы во всем их целом, позондировать новые открывающиеся перед ней горизонты и собрать новые факты, прежде чем сделать дальнейшие шаги и идти к новым завоеваниям…
…Так, пятьдесят лет тому назад мы говорили: «Вот группа явлений - притяжение и отталкивание - которые имеют что-то общее. Назовем их «Электрическими явлениями» и будем называть «электричеством» неизвестную до сих пор причину этих фактов, какая бы она ни была». И когда нетерпеливые спрашивали нас: «А что такое это электричество?», то мы имели честность ответить им, что пока, в данный момент, мы не знаем. Теперь сделан еще один шаг вперед. Мы нашли пункт сходства между звуком, теплотой, светом и - электричеством. Действительно, когда колокол звенит, он производит воздушные волны, попеременно сжатые и разреженные, которые следуют друг за другом, как волны на поверхности пруда.
В воздухе звуковые волны идут со скоростью около 300 метров в секунду, и они распространяются столь хорошо известным нам образом, что мы можем подвергнуть их математическому вычислению. Это мы знали уже давно. Но теперь открыли, что теплота, свет, а также электричество распространяются совершенно таким же образом, только с быстротою 300 000 километров в секунду. Конечно, то, что вибрирует в электрических явлениях, есть материя, бесконечно более разреженная, чем воздух; но электричество, как и теплота, и свет, обязано этим вибрациям, абсолютно сходным с теми, которые производит колокол в воздухе, и мы можем подвергнуть их тому же математическому изучению.
Без сомнения, это еще далеко не все, что можно знать об электричестве, - неизвестное окружает нас со всех сторон, но это первое приближение. Зная это, мы придем ко второму приближению, которое объяснит факты еще более точно. А между тем, мы уже можем говорить с одного континента на другой, даже не прибегая к подводному кабелю, и вам сообщают новости дня на борт корабля, несущегося на вех парах через океан…
Как могли мы, например, предсказать в 1860 году, что к концу столетия будем посылать электрические волны из Ирландии в Нью-Йорк, когда мы не знали, что электричество есть вибрации, сходные со световыми вибрациями?
Главное - «развить смелость в молодых умах…»
Но для того, чтобы сказать, что то, что находится «за пределами» современной науки, непознаваемо, нужно быть уверенным, что оно существенно отличается от того, что мы научились знать до сих пор. Но тогда это уже является громадным знанием об этом неизвестном. Обнаружив в этом «вопиющее противоречие», утверждать, что существует непознаваемое, значит сказать одновременно: «Я ничего об этом не знаю» и «Я знаю об этом настолько, что могу сказать, что это совсем непохоже даже издалека на то, что я знаю».
Если мы знаем что-либо о Вселенной, о ее прошлом существовании и о законах ее развития, если мы в состоянии определить отношения, которые существуют, скажем между расстояниями, отделяющими нас от Млечного пути и движениями солнц, а также молекул, вибрирующих в этом пространстве; если, одним словом, наука о Вселенной возможна, это значит, что между этой Вселенной и нашим мозгом, нашей нервной системой и нашим организмом вообще существует сходство структуры.
