Видимо, напряжение ночных боевых вылетов было причиной и других летных происшествий. Так, после отражения первого ночного налета младший лейтенант В. С. Цымбал не потерял ориентировку, нашел ближайший аэродром Раменское, но, заходя на посадку, забыл выпустить шасси и плюхнулся на «живот». Однако в последующем Василий «выступил по полной программе»: через четыре дня он «по израсходованию горючего » покинул самолет с парашютом, а еще через день «потерял ориентировку » и сел с убранными шасси. Терпение командира лопнуло: «Отстранить от ночных полетов ».
Однако война, наверное, учит так же быстро, как указания командиров, только более эффективно, и два месяца спустя в 34-м полку уже были летчики, которые могли поделиться приобретенным опытом ночных полетов. В центральной газете ВВС Красной Армии «Сталинский сокол» была опубликована большая статья двух таких летчиков, капитана М. М. Найденко и старшего лейтенанта В. А. Киселева — «Из боевого опыта ночных истребителей». Они дали конкретные практичные советы как взлетать, ориентироваться, осуществлять поиск и атаку противника в ночном вылете.
Герой Советского Союза, Заслуженный летчик-испытатель СССР М. Л. Галлай, который летом 1941 г. на МиГ-3 участвовал в отражении ночных налетов на Москву, вспоминал: «Возвращаться с боевого задания ночью на свой аэродром приходилось со всякими ухищрениями, попытками выйти на какие-то видимые ночью ориентиры. В основном это была вода: черная вода иначе смотрится, чем черная суша».
Заслуженный летчик-испытатель СССР Герой Советского союза М. Л. Галлай
С Марком Лазаревичем Галлаем, известным летчиком-испытателем и автором замечательных книг об авиации, отец познакомил меня 22 июля 1991 г., когда отмечалось 50-летие отражения первого налета немцев на столицу. До драматических событий августа в Москве оставалось меньше месяца, и средства массовой информации были полны антикоммунистических инвектив, о чем зашла речь в нашем разговоре. Марк Лазаревич сказал, что, начитавшись и наслушавшись всего этого, он поначалу решил выйти из коммунистической партии. Однако не стал этого делать, когда прочитал в одной газете, что коммунистов надо расстреливать и вешать. Он пояснил:
— В 1941 г. немцы для этого явились на танках и самолетах, но мы не испугались и дрались с ними. А теперь, если я выйду из партии, люди могут подумать, что я испугался этих газетных болтунов.
Возвращаясь к ночным событиям 19 августа 1941 г., видно, что отец «ввиду исхода горючего » не покинул машину с парашютом, а совершил вынужденную посадку на «живот» за границами аэродрома и, полагаю, чудом остался жив. Во всяком случае, при попытке таких посадок к тому времени из-за «потери ориентировки и по израсходованию горючего » шесть летчиков 6-го корпуса погибли, четверо были ранены, а 36 самолетов — полностью разбиты или требовали серьезного ремонта.
По решению командира полка этот «случай разобран с летным составом, изучены все посадочные площадки в районе Калинин, Сычевка на случай посадки при закрытии аэродрома туманом ». Так или иначе, но после этого фамилия Урвачёв была почти в каждом ежемесячном приказе командира полка о том, что «за овладение ночными полетами, а также за ночные вылеты с выполнением боевых заданий уплатить 10 % надбавки за месяц и 10 % за каждый вылет ночью ». Он стал пилотом-ночником.
Парашютист Н. С. Кулавин и о парашютах летчиков-истребителей
Кажется, понимаю, почему отец не воспользовался парашютом, а пошел на смертельно опасную и, думаю, безрассудную ночную посадку. Он всегда с неприязнью вспоминал о двух парашютных прыжках, которые пришлось совершить в аэроклубе в соответствии с учебным планом. Не любил он это дело — прыжки с парашютом.
В разделе летной книжки «VI. Прыжки с парашютом (ознакомительные, тренировочные, вынужденные и др.)» в графе «Количество выполненных прыжков ко дню заведения летной книжки» гордо, но одиноко стоит цифра «2 ». Далее следует несколько страниц, рассчитанных, судя по их разграфке, на записи о десятках парашютных прыжков владельца летной книжки, которые остались девственно чистыми.
Хотя известно, что летчики-истребители должны систематически выполнять тренировочные прыжки с парашютом, отец каким-то образом их избегал. Повторюсь — не любил он это дело и компенсировал его беззаветной, начиная с войны и на всю оставшуюся жизнь, дружбой с парашютистом-профессионалом Николаем Сергеевичем Кулавиным.
Хорошо его помню — невысокого роста, но как будто налитой силой, со стальными мышцами, спокойный, невозмутимый и без одного глаза, потерянного при ужасных обстоятельствах. Осенью и зимой 1941–1942 гг. на аэродроме Внуково он был инструктором у десантников и диверсантов, которых выбрасывали на парашютах в немецкий тыл. Однажды с этой целью он вылетел во второй кабине У-2 с таким диверсантом на коленях. Разорвавшийся зенитный снаряд разбил голову диверсанту, и осколок его черепа выбил глаз Кулавину. Тем не менее он долгие годы продолжал свои парашютные занятия и в 50-х был даже призером первенства Вооруженных Сил по парашютному спорту.
Несмотря на то что отец удачно избегал парашютных прыжков всю свою летную жизнь, ему тысячи раз, готовясь к полету, приходилось с помощью техника самолета проделывать нелегкую процедуру надевания парашюта. То, что она нелегкая, видно на фотографии летчика 178-го иап ПВО Москвы Николая Дудника, которому перед вылетом помогают надеть парашют техник его самолета и укладчица парашютов.
Летчик 178-го иап ПВО Москвы Н. Д. Дудник
Н. Д. Дудник за время войны совершил 426 боевых вылетов и сбил 6 самолетов противника. После войны — начальник штаба Московского округа ПВО, генерал-майор авиации. Уволенный из Армии, в 80-х годах он был председателем совета ветеранов 6-го иак, где активно сотрудничал с председателем совета ветеранов 34-го авиаполка Г. Н. Урвачёвым. В летной жизни отца парашют оказался нужным только для удобства сидения на нем в кабине истребителя. С этой целью парашюты у летчиков крепились не на спине или груди, как у нормальных парашютистов, а висели ниже спины. Поэтому летчик-истребитель, направляясь к своему самолету, шел не твердой походкой воздушного бойца, а «враскоряку». Здесь прямая аналогия с птицами, грациозными в полете и неуклюжими на земле.
Лейтенант Кузнецов докладывает о выполнении задания. Западный фронт
В ряде работ публикуется фотография пилота МиГ-3, вернувшегося из боевого вылета, на которой хорошо видно расположение парашюта у летчика сзади. Под фотографией подпись: «Лейтенант Кузнецов докладывает о выполнении задания. Западный фронт». Это хороший друг и однополчанин отца Федор Андреевич Кузнецов. После войны, будучи списан с летной работы, он остался в авиации, был начальником разведки одного из авиасоединений и в этом качестве в 1962 г. оказался на Кубе во время Карибского кризиса, а затем, так же как и отец, жил и работал в Люберцах. По словам отца, осенью и весной в 1941 и 1942 гг. он летал в сапогах и кожаном реглане. Считалось, что они могут спасти летчика при пожаре на борту, поскольку кожа не горит, а обугливается. Однако было непонятно, как при длиннополом реглане застегиваются парашютные лямки ножных обхватов, пока я не увидел фотографии летчиков-истребителей, где видно, что эти лямки пропускаются между полами реглана и через его разрез сзади. Однако это, видимо, грациозности в движении пилотам тоже не прибавляло.
