Нашт, находился в его безраздельной власти. Нашт был авторитарным и жестким лидером, чем заслужил даже прозвище «Сатрап» [48]. Саша Нашт склонялся к идее интеграции психоанализа в клиническую психотерапию, «он всячески поощрял врачей, обращавшихся к психоанализу, поддерживал исследования в области психосоматики, но категорически отказывался делиться властью с авторитетными психиатрами» [49]. Ежегодно в стенах Института проводились семинары «в рамках курсов повышения квалификации» [50], по всей видимости, также для врачей. Желание связать психоанализ с медициной проявлялось и в интересе Нашта к психосоматике. Так, в 1960 году он принял участие в Первом конгрессе психосоматической медицины с докладом, написанным в соавторстве с Рене Хельдом, с интригующим названием: «Психосоматическая болезнь или больной пациент?» (Maladies ou malade psychosomatique?).
Как и многие другие психоаналитики того времени, Нашт желал сделать психоанализ университетской дисциплиной, независимой от какой-либо другой науки, сохраняющей «свою юридическую и теоретическую независимость» [51]. Нашт выступал за «очищение» психоанализа от философии и психологии и превращения его в сугубо медико-терапевтический предмет.
Теоретические взгляды Нашта лучше всего описать как фрейдистские, однако, как и многие фрейдисты, он был склонен отрицать отдельные положения в теории Фрейда, такие как «влечение к смерти» в упомянутой работе «Мазохизм». Интересно отметить, что, как и Лакан, Нашт едва ли не презирал американский психоанализ с его «адаптационной» направленностью. Правда, после 1966–1967 годов, то есть после визита во Францию Левенштейна, Нашт начал разделять отдельные положения эго-психологии.
Наиболее плодотворными в творчестве Нашта можно назвать 50-е годы. В 1956 году он вместе с Сержем Лебовичи издал труд «Показания и противопоказания к психоаналитическому лечению» (Les indications et contre-indications de cure psychanalytique). Годом ранее он в соавторстве с Рене Дяткиным написал текст «Эго в перверсивных отношениях», посвященный анализу структуры «эго» при перверсиях и отношениях с объектами в таких случаях.
Однако в 1956 году Нашта постигло несчастье: во время прогулки верхом лошадь психоаналитика споткнулась, и ездок сильно ударился головой, вследствие чего у него стала развиваться диплопия — нарушение зрения, при котором видимые предметы двоятся. Эта травма весьма сильно ограничила его работоспособность, и потому он был вынужден покинуть пост руководителя института; его сменил верный союзник и друг Лебовичи. Нашт не оставил преподавательскую деятельность. В 1954 году он организовал «Диагностический и терапевтический центр», а в 1958 году даже вел расширенные семинары, посвященные вопросам техники, однако другой активности в рамках института он уже не предпринимал.
В 1960-е годы популярность Нашта пошла на спад. Это было связано с деятельностью Жака Лакана, хотя сам Нашт оставался превосходным клиницистом (и сегодня в первую очередь известен именно как практик), о чем свидетельствует, например, работа «Психоанализ сегодня» (La psychanalyse d'aujourd'hui) 1957 года, в которой автор анализировал современное ему положение психоанализа, его прошлое и перспективы.
Пример другого текста 1957 года: «Невербальные отношения в психоаналитическом лечении» (The non-verbal relationship in psycho-analytic treatment). В небольшом очерке Нашт дал изрядное количество советов своим коллегам: «Следует еще раз подчеркнуть, насколько важно для пациента иметь возможность испытать это желание единения (union) в глубоком покое — желание безличного союза, как бы выходящее за пределы личности аналитика […], ничто не должно отворачивать пациента от мира реальности, в котором он должен научиться жить как можно более полной жизнью […], если глубокая внутренняя установка аналитика может позволить пациенту достичь этой безмолвной области и наслаждаться там удовлетворением от своего рода слияния, к которому он бессознательно стремится, эта установка также должна позволять аналитику контролировать ее таким образом, чтобы он мог вернуть пациента во внешнюю реальность и тем самым подчеркнуть необходимость разделения, подразумеваемого во всех сферах жизни […]. Только определенные страхи, обычно непризнаваемые, но тем не менее сильные, заставляют человека поверить в то, что разные стремления противоречивы и несовместимы, заставляя его отказать себе в том или этом стремлении… Если анализ может помочь ему сначала распознать эти стремления, а затем принять их в различных формах, перестав раздирать себя иллюзорными противоречиями, он [пациент. — Д. Л.] достигнет такой целостности, которая, безусловно, является самой достойной целью, которую может поставить психоаналитическое лечение» [52].
Многие упрекали и продолжают упрекать Нашта за его авторитарный характер и действия. И действительно, Саша Нашт на протяжении десятилетий был тем «фаллическим» образом, на который опиралась часть психоаналитического общества (в широком смысле слова). Зададимся же вопросом: а мог бы другой человек возглавить сообщество в сложное послевоенное время? Сумел бы свободолюбивый и бунтарский Лакан сформировать целостное сообщество, способное интегрироваться в международную ассоциацию? Более того, готов ли был кто-либо еще нести ответственность, которую нес Нашт еще при жизни? На него указывали пальцем не только в случае побед, но и во времена неудач и конфликтов, которых было предостаточно.
О Наште как о человеке может многое поведать следующая история, о которой рассказывает Рудинеско. В декабре 1967 года Марсель Бланшет потерял дочь в автомобильной катастрофе. В полном отчаянии он уехал в Межев, где тщетно пытался найти какой-то покой. Его друг Саша Нашт присоединился к нему. Они долго гуляли по снежным тропинкам. Марсель говорил вслух, а Саша тихо шел рядом. Иногда он нарушал молчание вдохновленным комментарием о местном воздухе: «Как бальзам для раны». Марсель спросил своего спутника: «Может ли психоанализ вылечить человеческие страдания?» Нашт ничего не ответил, прямо как Фрейд, прогуливаясь с композитором Густавом Малером на улицах Лейдена. Эта перипатетическая терапия длилась три дня на заснеженных лесных дорожках. Когда наступал вечер, двое друзей грелись у костра. Спустя три дня каждый вернулся к своей жизни [53].
Приблизительно в середине 1960-х годов самочувствие Нашта ухудшилось: вскоре он узнал, что болен раком простаты. Однако его характер и здесь не позволил ему просто сдаться — вплоть до жуткой агонии и смерти 27 августа 1977 года он сохранил работоспособность. Во многом благодаря блестящей репутации в среде аналитиков, когда его труды «примерно тридцать лет […] были постоянной, если не обязательной ссылкой для участников психоаналитического общества, большинство из которых побывали на его кушетке» [54]. Даже после разрыва, когда Лакан и Нашт перестали общаться, это не мешало первому посылать некоторых своих пациентов ко второму.
Анализируя наследие Нашта, несложно заметить, что он уделял больше места вопросам клиники, чем теории. Полагая психоанализ не только теоретическим учением, но и серьезным клиническим подходом, Нашт последовательно развивал собственные идеи на этой почве. Так, например, общеизвестна его цитата «Молчание аналитика — важный фактор для интеграции пациента» или его убеждение, что психоаналитик более воздействует на пациента «через то, чем он является,
