13-го. августа. 1953
Дорогой Роман Борисович,
Действительно, до чего все «неладно получилось». В особенности для меня — ведь переписывать «Жизнь, которая снилась» Г. В. придется мне, а мне сейчас моей реальной собственной жизни за глаза и за уши. Я кончаю свой французский роман,[91] работаю целый день и избегаю не только писать, но даже и думать по-русски. Но делать нечего, завтра же начну «раскопки» черновиков Г. В. Задача эта нелегкая, чтобы «соединить в создании одном прекрасного разрозненные части»,[92] придется зря ухлопать много времени и сил. Сам автор только рычит и злится. Он ненавидит всякий род коллаборации, даже переписку его рукописей, все желает делать сам. Но сейчас он чувствует себя так мерзко, что ничем, кроме рычанья и перечеркиваний моей переписки, участвовать в работе не может. До чего досадно, что рукопись не дошла![93] Выслана она была авионом, но не застрахована, на Ваш домашний адрес. Г. В. не хотел верить мне, что она не дошла, а теперь всполошился. Оказывается, что я не переписала целой страницы рецензии (букв 1500), и он очень просит Вас прислать ему корректуру. Он вернет ее Вам немедленно, т. е. в тот же день. Он считал моей излишней предосторожностью посылку дубликата рецензии и отнесся к нему «без должного внимания». Очень, очень прошу Вас, пришлите корректуру, а то Г. В. рвет и мечет, хотя «свидетель Бог, не я тому виной».[94]
Теперь о «Годе жизни». Мне очень нравится названье, но, отличаясь сговорчивым характером, спорить не хочу. Предлагаю на выбор «Театр призраков» или «Маскарад». Во всяком случае прошу сохранить стихи в виде эпиграфа.[95] Но к названию вернемся еще. Ведь это не к спеху, не то, что это письмо, которое должно быть на почте через час — сегодня суббота, в воскресенье у нас почта не действует. Сознаюсь Вам все же, что «Год жизни» не повесть, а роман. Так и печатайте, пожалуйста — Отрывок из романа. Повестью я сделала его лишь в Вашу честь - т.е. попросту отрезала от него целую часть. Но, сознаюсь, и в тайной надежде, что Вы, начав его печатать и узнав, что у него есть еще и конец, напечатаете и его. Я, видите ли, очень избалованный писатель, привыкший к читательской любви, поэтому я для начала была даже немного «поражена».
Но все это пустяки. Теперь о посылке. Еще раз спасибо, так она нас обрадовала. В особенности меня, не ждавшей ничего кроме пижамы — кстати, она очаровательна, — у нас с Вами общий веселый вкус. Действительно, она похожа на персидскую колибри (если бывают в Персии колибри). Но платье, блузки и т. д. никак не ждала. Г. В. сам виноват, что синий костюм ему велик и, главное, широк. Он так размахнулся, давая мерку, потому что любит длинные пальто, как здесь носят. Но Ваше пальто ему по мерке, как и светлый костюм, доставивший ему большое удовольствие. Курточка и полосатая пижама ему очень подошли Лучше и желать нельзя. Мне же не пришлось даже перешивать ни одной пуговицы — все отлично сидит. Теперь буду с нетерпением ждать серый костюм. Очень люблю серый цвет.
Спасибо за желание написать о нас. В следующий раз пришлю «сведения», сейчас некогда. К тому же я как не любительница воспоминаний не помню даже, где был напечатан мой «Извозчик»,[96] да и вообще ничего о себе не помню или вернее — не знаю. Так что биографию свою написать никак не могла бы.
В Америку мы по всей вероятности никак не соберемся. А жаль. Хотя бы из-за Вас. Но все это слишком трудно и сложно. Не стоит и стараться.
Ольге Андреевне напишу следующий раз. Пока же сердечно ей кланяюсь.
Всего Вам хорошего. Кончаю, а то письмо не уйдет. Пришлю Вам свои стихи вместе с рукописью. Г. В. просит забронировать за ним для отзыва «Антологию» Иваска.[97] До свидания. И. Одоевцева.
<Дальше — рукой Георгия Иванова :>
Дорогой Роман Борисович, спасибо за все. Извините, что сам не пишу, т. к. действительно вроде как дохну. Непременно пришлите мне набор заметки о Вас — не буду спать спокойно, пока не наведу порядок. Верну сейчас же. Целую ручки и благодарю очень Ольгу Андреевну. Ну Елагин [98] ошибается — я очень высоко ставлю его талант. Это я когда-то писал, зная его только по имени, в пику колхозному духу.[99] Но он-то, как я потом убедился, совсем другого сорта.
11. Ирина Одоевцева - Роману Гулю. 31 августа 1953. Монморанси.
31-го августа. 1953
Дорогой Роман Борисович,
Получили ли Вы статью и рецензию Г. В., которые он выслз Вам 6-го августа?[100] Не получая от Вас ответа, очень боимся, что нет — ведь из-за забастовки пропала масса писем. На всякий случай я переписала рецензию — простите, что так грязно, но черновики у Г. В. такие, что переписка их является огромным трудом, и я действительно потрудилась — Вам на славу, отечеству на пользу — до головной боли. Конечно, если статья уже Вас, печатайте и рецензию по экземпляру Г. В., она, насколько помню, более обстоятельна. Но Г. В. нездоров, писать сейчас не в состоянии и только черкает то, что я переписываю. Так что, извините. Вашу посылку получили — восторги и благодарности! Все, за исключением синего костюма, совершенно по мерке и к нельзя более кстати. Напишу еще о посылке, пока что шлю лишь Вам и Ольге Андреевне благодарности от нас обоих. Кстати, получила ли она «Контрапункт»? Вы обещали мне написать, но письма от Вас я еще жду.
Г. В. совершенно расхворался. Главным образом от гнусных матерьяльных условий, еще увеличившихся забастовкой, — даже лекарства ему купить не на что. Мы все ждем мой контракт «Ч<еховского> фонда».[101] Сообщите мне, пожалуйста, получили ли они наконец кредиты.
Г. В. Вам очень кланяется и просит: если рукопись до Вас дошла, выслать сейчас же ему чек, если же нет, то пришлите, пожалуйста, сейчас же 20 дол<ларов>. Получив их, я Вам сейчас же отошлю дубликат рукописи par avion. Без денег, к сожалению, этого сделать не могу.
Кончаю, чтобы не опоздать на почту. И еще раз спасибо. И. Одоевцева.
12. Ирина Одоевцева - Роману Гулю. 26 сентября - 8 октября 1953. Монморанси.
26 сентября - 8 октября 1953
Дорогой Роман Борисович,
Сглазили Вы нашу электрическую переписку. Начала Вам отвечать сейчас же по получению Вашего письма 19го, но «жизни мышья беготня»[102] помешала мне окончить ответ. Жорж был очень болен все эти дни. Сейчас ему лучше, и я могу, хотя и плохо еще, собравшись с мыслями, написать Вам. Отвечаю по пунктам, научившись от Вас. Во-первых — Жорж очень благодарит за чек и очень жалеет, что не будет корректуры. Но ничего не поделаешь, хоть первый вариант рецензии и был «поглянцовитей».[103] Он будет с нетерпением ждать окончания «Рыжего Коня»[104] как критик, а я, как «рядовой читатель». И оба просим не задерживать. Во- вторых — напишите, пожалуйста, когда у Вас должна быть статья. Я немного сбилась с ног и с рук, ухаживая за Жоржем, переписывая его рукопись и пиша для себя. Энергии не хватает. При том же все это производится кустарным способом без помощи каких бы то ни было машин. Живем мы с «полным конфортом, без всяких удобств».[105] Так что действительно «Утомилась, утомилась, утомилась я»,[106] как поется в песне.
