Избавившись, таким образом, от выполнения своей священной обязанности, Жерар продолжал вести богемную жизнь, которая часто приводила его в такие места, где смешивались представители всех слоев общества. Ему нравилось возникающее при этом ощущение бодрости и волнения, нравилось слушать истории из жизни; его словно что-то толкало навстречу людям. Это была его манера создавать себя, развиваться — завязывая связи, встречаясь со множеством людей во время ночных блужданий или хватаясь за всякую случайную работу, чтобы как-то перебиться. Работа торговым агентом оставила о себе кое-какие трогательные воспоминания: «Я продавал мыло, которое делали слепые, и линзы для телевизоров в окрестностях Блуа. Нужно было продавать, но в то же время я был неубедителен. Я пытался сказать себе: помогать слепым — дело хорошее, ведь это может принести им денег. Вот только денег не поступало, и чаще всего на меня спускали собак. Но однажды я нарвался на больных на всю голову, на отчаявшихся; они хотели меня усыновить. Это была парочка пенсионеров, они показали мне свои дипломы: он был врачом во Французском легионе. Его жена жила с ним, в небольшом домике в пригороде Мо. Они не желали меня отпускать, просили: “Вернись к нам. Возвращайся, Жерар”. Я говорил: “Нет, мне нужно торговать, потому что у меня мало денег”. Помню, тогда номер стоил шесть франков. Я ушел. Как захватывающе было смотреть на чужую жизнь. Моим учебником были другие люди».
По правде сказать, до сих пор круг его чтения ограничивался романами-комиксами, до которых его мать была большая охотница: «Меня это очень волновало: застывшая картинка, небольшой текст в кружочке, взгляды. Я обожал любовные истории. Очень был сентиментален!» Но вскоре перед ним открылись иные миры, начиная с мира фантастического реализма (Лавкрафт, Эдгар По) и кончая французскими журналами типа «Планеты», основанной на волне успеха книги Луи Повеля и Жака Бержье «Утро магов»[10]. Эти книги распаляли его воображение и возбуждали любопытство. Именно тогда он взялся читать «Песнь земли» Жана Жионо[11], посмотрев ее экранизацию, сделанную Марселем Камю, в которой снялись Харди Крюгер, Шарль Ванель и начинающая актриса по имени Катрин Денёв. Потом настала очередь «Рассказа русского паломника» — безымянного произведения, повествующего о любви к жизни; оно попало Жерару в руки, когда тот начал регулярно посещать парижскую соборную мечеть — просто потому, что ему нравилось слушать чтение Корана: «Это красиво».
Здание мечети находилось на улице Жеффруа-Сент-Илэра, в Пятом округе, неподалеку от Ботанического сада. Он любовался колоннадой перистиля, делавшей молитвенный дом похожим на Альгамбру, стал завсегдатаем знаменитых турецких бань, где звучала мелодия «Чай вдвоем»[12], насвистываемая Бурвилем и Луи де Фюнесом в «Большой прогулке», которую Жерар Ури снял в том же самом 1965 году. «Жеже любил это место и часто отправлялся туда один или со мной, — вспоминает Мишель Пилорже. — Однажды на выходе нас поджидал приятель, английский актер Вернон Добчефф. Он не удержался, чтобы не выдать нам со своим британским акцентом: “Ну как, поимели друг дружку?” Он пошутил, поскольку ни у Жерара, ни у меня даже в мыслях ничего такого не было… Мы были очень стыдливы, со всеми предрассудками мальчиков того времени. На самом деле атмосфера турецких бань погружала нас в мечты. Особенно Жерара, который был по-своему поэтом, мистиком, что обнаружилось много позже, когда он стал выступать с чтениями Блаженного Августина».
В нем была любовь к священному, но не только, продолжал Пилорже, открыв мне еще одну неизвестную грань «Жеже». По вечерам, вернувшись в квартирку на улице Гласьер, они предавались другой страсти — спиритизму и столовращению. Послушайте этот поразительный рассказ: «Это увлечение передалось нам от Боба и Роланда — артистов мюзик-холла, которые долгое время выступали в “Лидо”. Вместе с ними мы впервые услышали об Аллане Кардеке[13], очень известном спирите XIX века. Желая узнать о нем побольше, они показали нам его надгробие в форме дольмена на кладбище Пер-Лашез. Потом предложили устроить сеанс, и мы так и сделали у меня дома». Для сношений с потусторонним миром Пилорже выбрал круглый туалетный столик, стоявший в квартире, и не ошибся. «Нам часто удавалось вступить в контакт. Это было потрясающе. Как только Жерар садился за стол, все получалось. Он был настоящим медиумом. В нем было нечто, не относящееся только к силе и уму, находившееся за гранью. Это и есть спиритизм. По крайней мере так было до последнего сеанса, во время которого мы задали ритуальный вопрос: кто здесь? Отвечать выпало Жерару. Я этого вовек не забуду. Он стал называть по буквам: Д-Ь-Я-В… Потом вдруг остановился и резко пнул ногой стол. Он ужаснулся посланию, которое получил. Хотя он всегда был убежден, что души мертвых живут и после погребения, никаких разговоров с самим Дьяволом для него быть не могло. С того дня мы больше не устраивали сеансов».
Депардьё никогда не упоминал в печати об этих необычных сеансах общения со сверхъестественными силами. Боялся показаться смешным? Опасался подвергнуться, из-за своей особенной чувствительности, действию метафизических вихрей? Как бы то ни было, интересно сопоставить эти опыты с тем, что актеру придется пережить во время некоторых съемок. Один такой случай был связан с ролью аббата Дониссана, героя романа Жоржа Бернаноса[14] «Под солнцем Сатаны», которого он — блестяще! — сыграл под руководством Мориса Пиала в одноименном фильме. Все помнят ключевую сцену, в которой аббат (Депардьё) встречается с барышником (Сатаной) в исполнении Жан-Кристофа Буве. Не менее странные вещи происходили пятнадцатью годами раньше, в 1971 году, во время съемок фильма «Встреча с радостной смертью». Этот фильм, поставленный сыном Луиса Бюнюэля Хуаном, рассказывает о злоключениях семьи, ставшей жертвой таинственных «барабашек». В сценарии, написанном Бюнюэлем и Пьер-Жаном Ментинье, есть всё: мрачный скрип, летающая мебель, падающие камни, ледяные сквозняки. Дьявольские проявления? Режиссер и Депардьё (исполнитель главной роли) сами столкнулись со странными явлениями в доме в Сен-Реми-ле-Шеврез, служившем местом съемок. «Однажды мы снимали в глубине парка и увидели одинокого человека, который играл на скрипке под деревьями, — вспоминает Хуан Бюнюэль. — В другой раз, когда я разъяснял сцену, в которой герой обжигается, окунув руку в кипящий суп, Жерар побледнел как полотно. Он рассказал мне, как одна из его деревенских теток однажды вечером окунула руку в котелок, помешивая варившийся там суп. Когда она вытащила руку, та была страшно ошпарена. И вот теперь это написано в сценарии!»
