Щедрые брызги таланта на недостойной ниве кинематографа! Группа такого подарка не ждала, но, повторяю, была заинтригована: странный, необычный тип, нетипично себя ведет...
И тут он им выдал! Он исполнил песню под названием "Пушкин " (" Тает желтый воск свечи... " ), опус номер - уж и не помню какой - Леонида Филатова и Владимира Качана. Выдал, разумеется, как собственное озарение (ведь для того и пришел) и в манере, скажу без ложной скромности, автора читаемых вами строк.
Магнитофонные записи автора тогда уже вовсю крутились по Москве, и склишировать его манеру пения было просто. Так или иначе паренек и на группу, и на режиссера впечатление произвел. И вот как спел - так оно в конечном итоге на экран и попало. Автор увидел это кино по случаю, лишь через несколько лет, но не сильно опечалился тем, что еще одну " народную " песню кто-то присвоил.
Да и Филатов тоже, когда узнал об этом, лишь небрежно отмахнулся : "А! Ну и черт с ним, сочиним чего-нибудь еще ". И, правда, сочинили...
Но если и была какая-то бледная тень досады, то только оттого, что в исполнение песни "Пушкин " он решил добавить слезливости, и это ее не улучшило.
К слову, этим грешили многие авторы и исполнители песен, будто имея в виду определенную цель - выбить слезу. Хоть оголтелым сантиментом с дрожью в голосе, хоть доской - неважно, но - выколотить. Как спела одна эстрадная девушка: "Скатилась в шляпу мелкая монета, а следом по щеке - огромная слеза!
" Прямо водянка какая-то! Огромная слеза - и тоже в шляпу...
Однако чаще всего плакать было не от чего и незачем. Один знакомый сказал по этому поводу фразу исчерпывающую: "Творчество многих наших бардов - это ностальгия по неосознанному ".
Но это так, апарт, отошел на полминуты с тропы в кусты рядом... продолжим.
Последний эпизод. Через несколько лет я приехал на гастроли в какой-то город, кажется, в Казахстане. Индивидуальные были гастроли, так сказать соло. По линии Бюро пропаганды киноискусства (представьте, было такое бюро). И это "бюро" давало возможность артистам зарабатывать деньги, рассылая их поодиночке со своими программами по большим и маленьким городам всего СССР, снабжая при этом роликами из кинофильмов, в которых они снимались. Вот и я сделал в один прекрасный день такую программу и стал ездить.
Эта поездка в Казахстан была тяжелой: много концертов и много переездов, и, кроме того, я иногда попадал в такие места, где меня мало кто знал, мало кто понимал, и добиваться сочувствия аудитории приходилось с боем. И вот эта гастроль подошла к концу. Мне взяли билет на проходящий поезд в Москву и оставили на вокзале. По расписанию поезд должен был прибыть через час. Я отправился ждать и заодно ужинать в вокзальный ресторан. Ресторан был почти пуст, только за одним столиком сидела компания молодых людей с водкой и гитарами. Они тихонько, не нагло пели песню за песней. Очередную песню я узнал (я вообще ее хорошо знал) "Пушкин " называлась... После того как ребята ее с чувством исполнили, я подошел к их столику и нормально, без агрессии, а просто из чисто академического любопытства поинтересовался: что за песню они только что спели? Мне ответили...
- А кто это сочинил? - спросил я, желая поскорее узнать фамилию этого незаурядного человека.
И мне рассказали - взахлеб, перебивая друг друга - печальную историю (а на самом-то деле - легенду, миф!) о некоем самородке, который спел эту песню в фильме "Молодые ", но, сочинив ее, видимо, так в нее вложился, так себя истратил, что больше, к сожалению, так ничего и не смог написать. И спился...
Я сочувственно покивал, сказал: " Спасибо, извините, что побеспокоил ",- и отошел...
" Вот драма-то где! - думал я, сидя опять за своим столиком. - Это же надо!
Несколько лет внушать всем окружающим и самому себе, что это ты сочинил, уже приучить всех к этой мысли и самому постепенно привыкнуть. Уже привыкнуть к маске смурного, непредсказуемого самородка, который спит-спит и вдруг как даст! - нечто такое... такое даст!.. Может быть... чего все знакомые от него уже давно ждут, но он почему-то все медлит... Но уже вот-вот, скоро он всем покажет такое, что все ахнут в изумлении и восхищении!.. Каково это! Носить такую маску и годами так ничего и не выдавать по причине того, что-де природа выброса у настоящего гения таинственна и внезапна, как извержение вулкана, поэтому пока - только молчать, грозно молчать, якобы накапливая в себе огненную лаву слов и мелодий...
Ну и пить, конечно, вот как Есенин или Высоцкий... И при этом знать там, в самой глубине, что песню, ту единственную, за которую тебя уважают, ты украл, что ты не тот, за кого себя выдаешь, что ты все время только делаешь вид, что можешь, а сам не можешь ничего, и что Есенин и Высоцкий хоть и пили, но писали хорошо и много, а ты... И носить, носить эту занозу в себе, и она будет ныть и мучить, а вынуть нельзя, потому что тогда надо будет признаваться : я не тот, простите!.. А тогда уж - совсем катастрофа! Отваги на это нет, и заноза постепенно превращается в нарыв, надрыв, разрушение себя изнутри. Выхода не видишь, и остается только местный наркоз - водка и общий наркоз - много водки.
И смешно, и страшно, и жалко... "
Подошел поезд. Я уехал...
Легенда № 2. Несчастный белый офицер
Еще одна компания молодых людей. Несколько юношей и столько же девушек. Всем уже более-менее понятно, кто с кем будет, взаимные интересы определились, танцы и любовь - не за горами, уже скоро... Однако есть еще общепризнанное оружие массового поражения женщин - это лирические песни под гитару. Когда уже любовный зной сгущается над комнатой, за окном темнеет, но свет не зажигается; когда все начинают разговаривать вполголоса; когда случайно встречаются руки - и взгляд уходит от ее лица не так поспешно, а потом и вовсе нагло застревает в ее глазах, смущая, предлагая, обещая... то есть когда поле уже вспахано и даже засеяно, тогда остается только пролиться дождику - и все взойдет и зазеленеет.
Этот дождик (практически из слез) вызывается тем самым оружием массового поражения, песнями под гитару, отчаянным сантиментом исполнителя, невидного в общем-то мужчины, юноши, молчавшего до поры в углу. Он может петь даже плохо, но содержание подкупает. Все затихают. Всем начинает хотеться любви не простой, а возвышенной и поэтической; неизбежный предстоящий "разврат" облагораживается романсом; все будет для девушек не так досадно: одно дело, знаете ли, - не уважать себя за то, что отдалась первому встречному, и совсем другое - знать, что уступила романтическому порыву. Пусть все и не закончится настоящей, большой любовью - неважно: надо же ее искать, продолжать попытки, а сидя дома - разве что найдешь? Как поется в одной песне одной девушкой одному юноше: "Я другими тебя заменить не сумела. Видит Бог, я старалась, я этого даже хотела ". То есть как она " старалась " и через скольких в это время прошла, можно только вообразить, однако не будем тревожить собственную фантазию, а просто почувствуем уважение к этим стараниям, к этому колоссальному объему работы и поймем наконец, что все это было не банальное б...во, а поиски счастья...
