Но этим мало чего достигли. По-прежнему сохранялось господство и влияние патрицианских родов. Уже со средних веков знатные семейства объединились в сообщества, из которых особенно выделились дома Альт — Лимпургов и Фрауэнштейнов. Этим двум семействам принадлежало всегда не менее двадцати мест на обеих скамьях. Остальные места занимали преимущественно лица, имевшие ученую степень: доктора права и медицины. На «скамье» ремесленников сидели четырнадцать представителей от разных цехов: по два члена от мясников, кузнецов, булочников и сапожников, по одному члену от садовников, скорняков, кожевников и рыболовов, и два члена от всех прочих ремесел. Ежегодно назначались два бургомистра: один из числа шеффенов, другой — со второй «скамьи». Несколько особое положение занимал шультгейс. В Римской ратуше у него было отдельное место — собственный стол, располагавшийся на некотором возвышении. Он возглавлял суд шеффенов, «франкфуртский имперский суд», который решал все гражданские дела, а также являлся высшей инстанцией для всех окрестных судов. Как представитель императора шультгейс был наиболее уважаемым чиновником города.
Можно представить себе, что значило быть в те времена шультгейсом города Франкфурта. Этот пост в 1747 году занял Иоганн Вольфганг Текстор, дед Гёте со стороны матери, хотя он не принадлежал ни к знатной, ни к особенно богатой семье. Подобная карьера была возможной в тогдашнем Франкфурте лишь в том случае, если член совета приобретал доверие представителей двух верхних «скамей» благодаря деловым качествам и неутомимой работе в совете.
Так выглядели органы управления города, в котором родился Гёте. Его двоюродный дед, Иоганн Михаэль фон Лён, с изрядной долей юмора описал Франкфурт в 1741 году в одном из своих эссе: «Город Франкфурт, один из прекраснейших городов германской империи, хотя и средних размеров, но весьма застроен и населен: положение его ни с чем не сравнимо, а местность, его окружающая, одна из приятнейших в мире. С моста через Майн открывается великолепный вид на реку и на город, раскинувшийся по обоим берегам. Как в самом городе, так и в его окрестностях есть прекрасные места для прогулок, повсюду бульвары и сады для гулянья, некоторые из которых весьма удачно разбиты и содержатся в образцовом порядке.
Остается пожалеть, что застройка внутри города по большей части непродуманна и нехороша; большинство домов деревянные, неказистые на вид и не отличаются удобством внутренней планировки; этот недостаток присущ всем старым городам, расположенным по берегам Рейна. Столь плохая застройка является причиной частых пожаров, уничтожающих нередко целые улицы […].
Среди торговцев здесь встречаются очень приятные семейства. В их домах можно наблюдать необычайную чистоту, которая наряду с их благопристойностью резко отличает их от прочих горожан. Но правда и то, что некоторые слишком уж усердствуют в погоне за чистотой, а ведь и в хороших вещах можно переборщить и выставить себя в смешном виде […].
Деловитость составляет душу этого богатого города: лишь она возвышает его и придает ему вес среди достойнейших городов мира. Тут и в среде купцов есть великие и почтенные мужи, поступающие как истинные патриоты, нередко употребляя свои богатства во благо города и во благо своих сограждан, особливо бедняков. Многие из них еще в молодые годы совершили удивительные путешествия; они изъясняются на приятнейших европейских языках, читают хорошие книги и являют собой истинный пример благородного образа жизни […].
Здесь нередки также и ученые люди, некоторые из них прославились своими занятиями наукой; не все из них, однако, имеют несчастье быть столь бедными, как это часто бывает среди людей подобного званья. Они знают мир и умеют жить, обладая в то же время большой ученостью […].
Здесь в порядке вещей, что всякий портной, столяр, сапожник и им подобный имеет свое званье, свое достоинство. Даже последний лодырь мнит о себе как о гражданине свободного имперского города […].
Старые господа в различных вещах обнаруживают слабости упрямых стариков и не хотят больше следовать моде. Новые господа, напротив, похожи на диких и неразумных юнцов и всякие свои выходки стремятся выдать за приличные манеры […].
О вы, жители этого города! — восклицаю я иногда в душе, — сколь счастливы были бы вы, если бы только захотели признать свое счастье! Небеса дали вам все, чтобы дни ваши прошли в мире и покое, вы же сами мешаете себе наслаждаться этой благостью. Из вашего эгоизма, из недостатка естественного единодушия — этих сладостных уз общественной жизни…»
(«Описание города Франкфурта»)
Иоганн Каспар Гёте, сын хозяина гостиницы «Вейденгоф» и императорский советник
Ученые немало потрудились для выяснения любопытных подробностей, касающихся предков Гёте. Род Гёте происходит, по всей вероятности, из Тюрингии; по материнской линии Тексторов и Вальтеров — из Франконии; Линдгеймеры, из рода которых бабушка Гёте с материнской стороны, — по-видимому, из Гессена. Если еще дальше углубиться в историю этих родов, то и здесь оказывается, что они состоят преимущественно из тюрингцев, франконцев и гессенцев. Не обошлось без предположений, что повышенная интеллектуальность восходит к франконским и гессенским предкам и что чета Текстор — Линдгеймер передала интеллект своему внуку, великому носителю имени Гёте. Все это пустые рассуждения, ничего не дающие для понимания жизни и творчества Иоганна Вольфганга. Мало что прибавляет и доказательство, что среди предков Гёте встречаются князья и крестьяне, художники (как, например, Лукас Кранах) и ремесленники, дворяне и члены муниципалитетов и тем самым он принадлежит всем слоям немецкого народа. Подчеркивание данного факта лишь свидетельствует об огромном желании видеть в этом великом немце олицетворение и достояние всего народа.
Фридрих Георг Гёте (Gothe), дедушка, был сыном кузнеца в Артерне на Унштрут. Он готовился к портняжному ремеслу, странствовал, как было принято, провел около четырех лет в Лионе и Париже, стал мастером своего дела и прибыл в 1686 году во Франкфурт, так как после отмены Нантского эдикта лютеране во Франции утратили возможность свободно исповедовать свою веру. Fridericus Georg Gothe — так подписал он свое ходатайство о предоставлении прав гражданства; он получил их в 1687 году. Гёте женился на дочери мастера своего же портновского цеха, что в то время благоприятствовало получению прав гражданства и преуспеванию. Его дело, вероятно, процветало, и он накопил солидное состояние. Во Франкфурте не нужно было указывать размеры состояния, если оно превышало 15000 гульденов; это была наивысшая сумма, с которой взимался налог, и через несколько лет Фридрих Гёте уже обладал такой суммой. После смерти жены в 1700 году он через пять лет женился вторично на вдове Корнелии Шелльгорн, урожденной Вальтер, унаследовавшей после смерти первого мужа гостиницу «Цум Вейденгоф»; она тоже была дочерью мастера портновского цеха и родилась в 1668 году во Франкфурте.
