— Хорошо, — ответил я.
По указанному адресу я отправился пешком. В то время Гамбург еще мало пострадал от воздушных налетов. Никто не мог себе даже представить, какая судьба была уготована войной этому городу. На девушках были легкие цветистые платья. Они выглядели шикарно и много смеялись. Мужчины попадались редко, по крайней мере в это время суток. Только после восемнадцати часов двери казарм широко распахивались.
На Менкебергштрассе меня встретил молодой крепкий блондин в штатской одежде, которому было не более тридцати лет. Мы прошли с ним в соседнее помещение. Показав на передатчик, он сказал:
— Покажите свое искусство!
— Слишком медленно, — произнес он, когда я передал азбукой Морзе предложенный мне текст.
Его звали Хайнц, а жил он, как обычно живут в перерывах между выполнением заданий. В кармане у него всегда была пачка фотографий девушек, а по утрам он выглядел невыспавшимся. Через несколько дней мы обращались друг к другу уже на «ты», вместе фланировали по Реепербану и обменивались своими подружками.
Не помню, когда я впервые обнаружил, что за мной на каждом шагу следует какой-то мужчина. Мое внимание привлекло то обстоятельство, что на нем был постоянно один и тот же костюм. Либо он был новичком, либо изображал из себя такого. Когда у меня не оставалось никаких сомнений, я обратился к Юргенсену (на самом деле его, конечно, звали иначе).
— За мной ведется наблюдение, — сказал я ему. — Вообще-то я не боюсь, но все это начинает действовать мне на нервы.
Юргенсен улыбнулся.
— Вы видите привидения, — произнес он. — Покажите-ка мне этого шпика.
Выйдя из гостиницы, я огляделся. Мужчина, однако, исчез.
— Ну вот видите, — молвил он.
— А я его вам все же покажу, — упорствовал я.
Вместе с ним мы поехали на Менкебергштрассе и поднялись на пятый этаж. Когда мы через десять минут стали уходить из дома, в коридоре я увидел того мужчину и показал на него.
Юргенсен засмеялся.
— Наблюдение будет снято, — пообещал он. — Это была маленькая проверка на бдительность, которую мы обычно устраиваем для новичков. Если бы вы не заметили, что за вами ведется наблюдение, то на днях получили бы направление на Восточный фронт. Теперь же мы научим вас, как избавляться от наружного наблюдения. И хорошо запомните то, что я сейчас скажу. Если вы берете такси, то никогда при посадке не называйте адрес. Рекомендуется поменять две, а то и три машины. С сегодняшнего дня никогда не идите прямо по нужному вам адресу, сойдите минимум за три улицы и остаток пути пройдите пешком. Всегда имейте резерв времени, в противном случае однажды потеряете голову. А без головы не проживешь.
— Это точно, — подтвердил я.
— Когда вы идете по улице, — продолжил Юргенсен, — и у вас появилось подозрение, что за вами ведется слежка, никогда не оборачивайтесь. И не останавливайтесь, и не меняйте направление движения. Не ускоряйте и не замедляйте шаг. Ничем не показывайте, что вы что-то заметили. Однако вам необходимо все же увидеть этого человека. Так как же это сделать?
— Что вы спрашиваете, когда знаете это лучше меня? — отозвался я.
— Для этого необходимо остановиться перед какой-нибудь витриной магазина — якобы для того, чтобы посмотреть выставленные там товары. Но не вздумайте косить взгляд направо или налево. Интересуйтесь только шляпами и одеждой. И вот наступит ваше время — всего одна секунда, когда ваш преследователь должен будет пройти мимо. Смотрите неотрывно в стекло. В нем отразится его лицо. Вы должны его запомнить — так сказать, сфотографировать в своей памяти. Ну да всему этому вас еще научат…
И я научился многому — как вести себя в случае опасности, как преодолевать шок, страх и отчаяние, да так, чтобы голова работала лихорадочно, руки же оставались спокойными, абсолютно спокойными. Чтобы во взгляде читалась безмятежность независимо от того, над чем приходилось думать: о причине несостоявшейся встречи, о неоплаченном счете за газ или о том, что выбрать из предложенного вам меню. Насколько я постиг эту учебу, показало время — несколько лет спустя, уже в Америке…
* * *
1944 год. Я в Нью-Йорке. Если меня опознают, я буду повешен. Хотя, конечно, останется еще возможность подать прошение на имя президента о помиловании. Но оно почти наверняка будет отклонено: у президентов во время войны хватает и других забот.
Я сижу в ресторане гостиницы «Гикори», что на Пятьдесят первой улице. Уже девять часов вечера. Здесь готовят отличные бифштексы с жареным картофелем в качестве гарнира, — естественно, на американский лад.
— Как вы желаете — с кровью или хорошо прожаренное мясо? — спрашивает официант.
— С кровью, — ответил я.
В оркестре четыре человека: труба, скрипка, арфа и барабан. Они играют популярную в то время мелодию «Ты всегда в моем сердце». Я ем по-американски, чему должен был выучиться в агентурной школе.
Нож необходимо держать в правой руке, пальцы внизу, ручка ножа сверху. Чтобы произвести нажим, руку сжимают в кулак. Американцы едят, так сказать, целесообразно: мясо разрезается на мелкие кусочки, затем нож откладывается в сторону и в правую руку берется вилка.
Официант приносит заказанный бифштекс, ставит тарелку на стол и говорит:
— Приятного аппетита!
— Спасибо, — отвечаю я.
И тут меня едва не хватила кондрашка.
Несколько секунд я сидел как парализованный.
За соседним столом, как раз напротив меня, я увидел Генри Лоутена, голландца. Агента, точнее говоря, агента-двойника, прошедшего обучение, как и я, в Берлине и Гамбурге. Через Испанию он был направлен в Америку, где перебежал к янки. Теперь он работал на Америку, передавая различную дезинформацию. Хотя его деятельность немцами была раскрыта, игра с ним продолжалась. Он стал агентом ФБР. Надо же было случиться так, что я оказался напротив него. Ведь он знает меня, а я знаю его. Если меня схватят», это может стоить мне головы…
Спокойно беру нож в руку, как учили. Сжав кулак, режу мясо на мелкие кусочки. Голландец, заметив меня, сделал вид, что не видит. А ведь он меня узнал. Я сижу за третьим столом от двери. Если он встанет из-за стола и крикнет, шансов на спасение у меня практически не будет. У меня нет никакого оружия. Вот я и попался из-за какой-то случайности. Просто глупо. Встретиться с ним в самом большом городе мира! Шансов спастись было не более чем один из десяти миллионов.
Не торопясь, я стал есть, как учили. Как же избавиться от преследования? Как учили.
Оркестр сделал паузу. Несколько человек стали аплодировать. Оркестранты заиграли снова, на этот раз это была «Лунная серенада» — одна из любимых мною вещей. Я всегда испытывал слабость к романтической музыке. Однако сейчас было не до романтики. Голландец стал расплачиваться, между прочим, у того же официанта, который обслуживал и меня. Я подозвал его тоже.
